Кристофер Прист - Опрокинутый мир
— Я не шучу.
Он опять схватил ее за руку и заставил повернуться, ткнул пальцем вверх:
— Что вы там видите?
Она заслонилась ладонью от нестерпимо яркого света.
— Солнце.
— Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?
— Обыкновенное. Пустите меня, вы делаете мне больно!
Он послушался — только ради того, чтобы собрать рисунки, разлетевшиеся по берегу. Потом вытащил из пачки один рисунок и поднял его перед глазами.
— Вот оно, солнце! — заорал он, указывая на диковинное четырехконечное пятно в верхнем углу листка, над нелепой долговязой фигурой, изображающей саму Элизабет. — И такое же там, на небе!..
Задыхаясь от бешеного сердцебиения, она кое-как отцепила поводья, взобралась в седло и с силой пришпорила лошадь. Та взвилась на дыбы и сразу пошла в галоп. Гельвард так и остался у реки с рисунком в высоко поднятой руке.
5
На селение опускался вечер, и Элизабет рассудила, что возвращаться сегодня в базовый лагерь уже поздновато. Да она и не ощущала в себе ни сил, ни желания возвращаться — в конце концов, переночевать можно было и здесь.
Главная улица была пуста. Это поразило ее: обычно в это время селяне выходили из домов, чтобы тут же в пыли лениво поболтать меж собой, потягивая крепкое, вязкое, как смола, вино — делать настоящие вина они разучились.
Потом Элизабет расслышала гвалт, доносящийся из церкви, и поспешила туда. Под сводами собрались почти все мужчины селения. Были здесь и женщины, иные из них плакали.
— Что тут происходит? — обратилась она к отцу Дос Сантосу.
— Незнакомцы вернулись. Они предлагают сделку.
До Сантос держался в стороне от толпы, явно неспособный хоть чем-то повлиять на селян. Элизабет попыталась вникнуть в суть спора, но каждый орал, не слушая соседа, и даже у Луиса, хоть он и вылез к разбитому алтарю, не хватало голоса перекрыть общий гам. Встретившись с Элизабет глазами, старейшина протолкался к ней.
— В чем дело?
— Они прибыли, малышка Хан. Мы согласны на их условия.
— Похоже, что до согласия еще далеко. Чего они хотят?
— Условия честные.
Он вознамерился было вернуться к алтарю, но Элизабет схватила его за руку.
— Чего они хотят? — повторила она.
— Они дадут нам лекарства и много еды. И еще удобрения, и еще они помогут починить церковь, хоть мы об этом и не просили.
Он уклонялся от ответа, то поднимая взгляд на Элизабет, то отводя глаза.
— А что взамен.
— Ерунда.
— Ну, давай не тяни, Луис. Чего они хотят?
— Десять наших женщин. Все равно что отдают добро задаром.
Она не сумела скрыть удивления.
— И что вы?..
— За ними будут хорошо смотреть. Сделают их здоровыми и сильными, а когда выйдет срок, они принесут нам еще еды.
— А как к этому относятся сами женщины?
Он оглянулся через плечо на толпу.
— Они глупые, не рады…
— Еще бы! — Элизабет посмотрела на шестерых присутствующих женщин, которые держались отдельной группой; мужчины, что стояли к ним ближе других, трусливо улыбались. — А для чего им понадобились женщины?
— Мы не спрашивали.
— Потому что это ясно и без вопросов, не так ли? — Она повернулась к Дос Сантосу. — И что теперь будет?
— Люди уже все решили, мы бессильны.
— Но разве это не дикость? Не могут же они всерьез выменивать своих жен и детей на несколько мешков зерна?
— Нам нужно то, что они предлагают, — вмешался Луис.
— Мы тоже обещали вам продовольствие и врача — он уже в пути…
— Да, конечно, вы обещали. Вы скоро здесь два месяца, а еды вы нам дали всего ничего, и врач все едет… Эти люди по крайней мере не обманщики, это видно сразу.
Покинув Элизабет и Дос Сантоса, Луис протиснулся на прежнее место. Выждав удобный момент, он утвердил сделку голосованием. Женщины в голосовании не участвовали.
Элизабет провела беспокойную ночь, зато к рассвету ей стало ясно, что предпринять.
Вчерашний день принес ей множество неожиданностей. По иронии судьбы единственное событие, которого она инстинктивно ждала, так и не состоялось. Теперь, когда встречи с Гельвардом виделись ей как бы в новом измерении, она набралась мужества признаться себе, что внутреннее беспокойство, погнавшее ее вчера к реке, означало в сущности просто телесную истому. Ее просто влекло к нему до той самой минуты, пока его глаза не заволокло пеленой упрямого фанатизма; даже сейчас она все еще не избавилась от того чувства страха и удивления, которое испытала при крике Гельварда, раскатившемуся по всему лесу:
— Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?
Несомненно, за этой сценой скрывалось что-то, чего она еще не понимала. Накануне Гельвард вел себя совершенно иначе, как вел бы себя на его месте любой мужчина: она то и дело улавливала его сдержанный, но ощутимый зов. И никаких признаков фанатизма — только когда разговор зашел о конкретных обстоятельствах его и ее жизни, в поведении художника вдруг наметилась странная перемена.
И эта загадочная компьютерная лента… В радиусе тысячи миль отсюда был один-единственный компьютер, и Элизабет знала точно, где он установлен и каким целям служит. Тот компьютер заведомо обходился без бумажной ленты и не имел ровным счетом никакого отношения к IBM. Впрочем, она слышала об IBM — это буквосочетание было известно каждому, кто изучал хотя бы азы компьютерной техники, но последний компьютер этой марки был выпущен еще задолго до той катастрофы. И если где-нибудь на свете сохранился в целости хоть один прибор производства IBM, то разве что в музее.
И наконец, навязанная селянам чудовищная сделка… Чего-чего, а подобного Элизабет и представить себе не могла, — хотя, вспоминая выражение глаз Луиса после первого разговора с незнакомцами, она поняла, что старейшина и тогда уже вполне догадывался о форме платежа.
Каким-то образом все это спутано в один клубок. Незнакомцы, нагрянувшие в селение, несомненно, жители того же таинственного города, что и Гельвард. Но какая связь между этой сделкой и его безумными выкриками?
А самое главное — какое ей до всего этого дело? Да, формально ответственность за благополучие селения возложена на нее и Дос Сантоса. Месяц назад их даже навестил собственной персоной один из руководителей лагеря, но в настоящий момент основное внимание начальства было поглощено восстановлением большой гавани на побережье. Формально Элизабет находилась в подчинении Дос Сантоса, однако он недалеко ушел от селян: он и был местным, из тех сотен юношей, которых в срочном порядке рассовали по теологическим колледжам в надежде вернуть стране хотя бы религию. Религия издревле пользовалась в этих краях серьезным влиянием, я деятельность миссионеров почитали наиважнейшей. Но факты упрямо свидетельствовали: на то, чтобы Дос Сантос завоевал в селении авторитет, уйдут годы и годы, церковь не стала и еще долго не станет социальным и духовным сердцем общества, если это вообще когда-либо произойдет. Селяне соглашались терпеть миссионеров, но не более, а в повседневной жизни считались только с Луисом да отчасти с ней, медицинской сестрой.
