Семиозис - Бёрк Сью
«Помощник здесь, – говорю я этим полям тюльпанов. – Помощник химический. Вредители уйти».
Я демонстрирую эндогенный опиат и передаю эту информацию с небольшой порцией биотина, чтобы сделать ее интереснее. Я вводил похожие опиаты двадцать лет назад в небольших количествах в медицинские плоды для расслабления и снижения тревожности. Надеюсь, что в больших концентрациях этот алкалоид вызовет у стекловаров более сильные эффекты.
Тюльпаны уже вырабатывают фитогормон, основанный на аминокислоте фенилаланин. Еще несколько дополнительных стадий – и они начнут производить гетероциклическую основу, которая сможет превратиться в нужный алкалоид. Я показываю формулу. Я десяток раз повторяю это объяснение каждому растению, поскольку они медленно обучаются. Молекулы переходят с моих корешков к их корешкам. Это утомляет. Я перемещаю немного азота из городского центра даров в их почву, чтобы им помочь.
Половина азота будет направлена на создание пуриновой и пиримидиновой основ для РНК и способствовать росту самих тюльпанов, а не выработке алкалоида. Это одна из причин, по которой они откликнулись так быстро. Они туповаты, но эгоизм с разумностью не коррелирует. Надеюсь, что завтра будет солнечный день и они смогут работать быстро.
Чечевицы тоже захватывают азот и ноют. Им требуется обрезка. Эти растения-неудачники сами не способны определить, как правильно расположить свою листву, чтобы ловить солнечный свет. «Помоги мне, обрежь меня», – умоляют деревья.
Стекловары чечевицу игнорируют, хотя ее почки и молодые ветки съедобны, что хорошо известно людям и скорпионам. Жаль, что это так. Чечевицы всегда готовы услужить.
Тем временем я связываюсь с ананасами. Они сообразительны, но упрямы.
Договор, который они заключили с людьми с моей помощью, был простым. Люди обязаны пересадить весенние плоды. Осенние плоды можно собрать. Люди обеспечивают защиту, возделывание и труд. Ананасы в обмен добавляют в осенние плоды вкусо-ароматические и питательные вещества. Однако теперь их плоды собирают, несмотря на то, что сейчас весна, и они в ярости. Я предлагаю ввести опиаты в весенние плоды, чтобы нанести поражение стекловарам и вернуть жизнь в нормальное русло.
«Нет», – отвечают мне восемьсот раз.
«Подумайте, – советую я. – Это аналогично добавкам вкусов и ароматов. Вы это делаете в соответствии с договором».
Ответ один и тот же: «Наши розетки весной должны быть высажены, а не собраны – ни при каких обстоятельствах, а сейчас их поедают».
«Вас едят не люди».
«Люди обязаны добиться соблюдения договора. Они – твоя собственность».
«Мы молим о вашей помощи для победы над хищниками».
«В наш договор входит защита от хищников. Мы добавим терпены, чтобы наши плоды стали несъедобными».
«Я предлагаю нечто лучше терпенов, потому что разумным животным терпены могут понравиться, они ведь собирают сосновый воск. Они могут просто научиться выжигать терпены. Ваши розетки станут хорошими факелами, которые можно есть».
«Тогда яд», – говорит одно растение, и остальные подхватывают хором: «Яд. Яд. Яд».
«Уже ближе к моей идее. Но убивать животных не обязательно».
«Этих животных надо убить. Они вредители. Твои животные одобрят. Люди уничтожают сорняки. Это все равно что уничтожение сорняков».
Это не все равно что уничтожение сорняков. Если на поле выполоть крапиву, в других местах крапива останется. Если уничтожить стекловаров, то других стекловаров не будет, но, даже если бы их было много, убивать их – нецивилизованно. Но я этого не говорю, потому что ананасы не поймут, что я – мирянин. И я говорю: «Мы хотим одомашнить этих животных. Мы хотим управлять их поведением. Они слишком ценны, чтобы их уничтожить».
«Ты должен заключить с ними договор», – приказывает какой-то ананас.
«Вот именно. Их надо научить заключать договоры».
«Люди охотно заключили с нами договор».
«Я уже одомашнил людей».
«Ты должен одомашнить этих вредителей», – говорит еще один ананас.
«Да, одомашнивай их», – подхватывают другие.
«Я желаю их одомашнить и нуждаюсь в вашей помощи. Помогите нам помочь вам».
Я жду их ответов.
Над нами сияют звезды. Летучие мыши проносятся над нами и пересвистываются. Фиппольвы воют – возможно, протестуя против музыки стекловаров. На это откликается дикий лев. Далеко-далеко на юге грозовая туча вспыхивает молнией и грохочет. Ночные цветы наполняют воздух ароматом. Чирикают ящерицы. Я ненадолго отделяю одну из рощ от корневой сети и наслаждаюсь ночью, как это мог бы сделать человек, малый по размеру, но интенсивно ощущающий мир, полностью и с удовольствием сосредоточившись только на непосредственном окружении: такую роскошь я могу себе позволить только на мгновение, но все-таки удивительно, что малый размер дает не количественную, а качественную разницу. Форма окружающего мира меняется. Я снова возвращаю внимание к своей корневой сети. Чечевицы продолжают ныть. Большинство людей и стекловаров спят.
Ананасы соглашаются один за другим и давят на соседей, чтобы те присоединялись к большинству. Я показываю им, как соединить мочевину и малоновую кислоту, чтобы получить барбитуровую кислоту, и передаю некоторое количество мочевины из центра даров, завершая сделку.
И так проходит ночь: порей, картофель, ямс, салат.
Я не рассчитывал на контакт с каробами. Они обычно выбирают полномочного представителя на основе старшинства и здоровья, то есть самого крупного и агрессивного. Он также становится единственной размножающейся мужской особью: они раздельнополые и биполярные, но избирающие. Принесенная с Земли теория эволюции объясняет получившийся результат. Они ведут самостоятельный отбор в пользу наращивания агрессии и успели достичь значительных успехов до того, как защита со стороны людей позволила иметь представителя-перестарка.
«А что получим мы, обманщик? – вопрошает представитель каробов. – Нас валят пришельцы. Мы тоже ценим наши отношения с городскими животными. Мы можем предложить многое».
Привкус этилена в этом послании замораживает мои корешки: ауксины подавлены. Как я и сказал, он агрессивен.
Я пытаюсь отвечать уверенно, но мне с трудом удается выдавить: «И что именно вы можете предложить?» Они дают только декоративную древесину и съедобные осенние стручки.
«Мы предлагаем значительные уступки в будущем в обмен на дополнительные посадки в южных лесах».
«Помощь нам нужна сейчас», – говорю я.
Он опять выделяет этилен.
«Мы выполним твою разумную просьбу, когда бы ты ее ни высказал. Но предупреждаем: это предложение повторяться не будет. Если желаешь получить нашу помощь, таково наше требование».
Меня отвлекают рыдающие чечевицы. По возможности мягко я говорю им: «Мы поняли вашу проблему и вскоре вам поможем».
Болезненные выбросы этилена от нескольких каробов привлекают мое внимание. Татьяна назвала бы это вымогательством.
«Мне нечего вам поручить», – говорю я.
«Мы готовы на любое разумное действие, но в обмен мы хотим получить южную колонию. Нам это важно».
Мой корень юмора предлагает отправить их всех далеко на юг. Старый корень замечает, что коммуникационные способности и, возможно, разум полномочного представителя с возрастом совершили качественный скачок.
«У нас избыток этилена, – говорит представитель. – Это повредит многим растениям, в том числе тюльпанам и ананасам».
«Я вынужден согласиться. Вы это понимаете».
«Мы предлагаем честную сделку».
Будь Татьяна жива, она высказала бы полезные соображения о том, как справиться с таким правонарушением, но она мертва, а мне надо отвечать быстро, пока мои корни не понесли непоправимый ущерб.
«Я согласен. Когда условия позволят провести дополнительные посадки, эти посадки будут сделаны. Но будьте готовы исполнять мои приказы, когда я их отдам».
Мой корень юмора предлагает приказать им совершить самоубийство.
Тем временем я начинаю переговоры со снежной лианой, которая растет вдоль реки. Это может оказаться решающим фактором. Я смогу использовать инстинктивное стремление лианы управлять животными, чтобы она делала то, что мне нужно.
