Конец детства (сборник) - Головачев Василий Васильевич

— Логично, — согласился Ивашура.

Они, не сговариваясь, остановились на дороге, утоптанной вездеходами. Вечерело, и Башня все больше выступала из мглы багрово-коричневой колонной, в глубине которой иногда загорались острые лучики света или шарфы белых искр.

— Светится со вчерашнего дня, — пробормотал Рузаев. — Скоро очередная пульсация.

Помолчали и снова зашагали к вагончикам, от окон которых протянулись по снегу полосы желтого света. Где-то за деревьями тарахтел движок, дающий электричество лагерю экспедиции.

— Аварийные утечки… — задумчиво повторил Ивашура. — Интересная мысль. Михаил, а что, если нам попытаться осуществить идею Вани Кострова?

— Какую именно? — поинтересовался Рузаев. — У него было много идей.

— О контакте с пауками.

Рузаев искоса взглянул на товарища.

— Очевидно, у тебя уже есть соображения, как это сделать практически? Если ты помнишь, мы не смогли поймать ни одного экземпляра. И вообще, не представляю, какой контакт можно установить с пауками, если уже понятно, что это обыкновенные киберы.

— Именно потому, что они автоматы с определенной программой, и не просто киберы, а биокиберы — судя по их повадкам, и можно сделать попытку контакта.

— Био не био, но попробовать, однако, можно. Буду соображать.

— Посоображай, пожалуйста, я тоже поразмышляю, но времени у нас мало… Ты в самом деле видел в “телеэкране” Ивана? — внезапно спросил Ивашура, останавливаясь на пороге штабного вагончика.

Рузаев полизал царапину на пальце, помолчал, потом пожал плечами:

— Не берусь утверждать, однако, по-моему, это был он. Не знаю только, как он мог оказаться внутри Башни.

— И я не знаю. Может быть, их втянуло с вертолетом, может, в момент появления Башни она была открыта сверху, а может быть, их захватили хозяева Башни после падения… Первый вопрос, который я хочу задать паукам: живы ли Иван с Таей.

Ивашура толкнул дверь, и они вошли в освещенное тремя “люксами” помещение штаба.

У стола Богаев разговаривал с Вероникой, одетой в брючный костюм серебристого цвета. Помещение, как всегда, было заполнено голосами переговаривающихся начальников лабораторий, групп, исследовательских отрядов, перекличкой водителей вездеходов и спецмашин, патрулей оцепления и постов воинских подразделений.

Два радиста с наушниками работали на пультах РТС: на них, кроме приема и передачи оперативной информации, лежала забота связи с руководством района и области, с органами МВД и Комитета государственной безопасности, со всеми научными центрами и организациями Москвы и других городов страны.

Ивашура улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Вероники, прошел к радистам в аппаратную, выслушал несколько сообщений личного характера и вернулся к столу посередине комнаты.

— Через сорок минут перекличка, — сказал он. — Проведу сам. Что у вас нового, Владлен Денисович?

— А что у меня может быть нового? — пробурчал Богаев, вытирая лысину и лоб платком; в комнате было жарко, но директор Центра не раздевался, только распахнул свою знаменитую шубу из шкуры неизвестного науке зверя. — Я теперь не ученый, а простой администратор, так сказать, завхоз экспедиции. Отправил Глазунова и всю его компанию домой, в Жуковку, успокоил, как мог. — Богаев через силу усмехнулся. — Не знал до этого за собой таких способностей. Константин Семенович вернется завтра, звонил откуда-то из Фокино. Иностранцы разместились в полукилометре от штаба, но они полностью находятся на попечении какого-то деятеля из Москвы, так что нам забот поменьше. С продуктами Глазунов обещал помочь, рацион-то у нас не больно разнообразен. Что еще? Телевидение вот интересуется работой Центра и некоторыми его специалистами. — Богаев хитро покосился на Веронику, но та не смутилась, прямо посмотрела на Ивашуру, как бы давая понять, что ничего особенного в ее “интересе” к “отдельным специалистам” нет.

— Вы становитесь ворчуном, — сказал Ивашура. — Сами предложили мою кандидатуру в начальники экспедиции, а теперь каетесь? С удовольствием уступлю кресло, тем паче, что оно и мне не дает возможности заниматься наукой.

— Ну, конечно. А кто ходил к Башне, рискуя… — Богаев посмотрел на Веронику и понял, что сказал лишнее.

— Вот-вот, — оживилась та. — Расскажите, Игорь, пожалуйста.

Ивашура посмотрел на часы.

— Это вам расскажет и Миша Рузаев, а я сейчас буду проводить перекличку, сверять план работ на завтра. Подождете?

— Непременно.

— Михаил, — позвал Ивашура. — Подойди на минуту.

— А я пошел спать. — Богаев вздохнул, сунул платок в карман. — Старик я еще молодой, но разве за вами угонишься? — Кивок в сторону отошедшего Ивашуры. — Вырос парень, далеко пойдет, вот помянете мое слово.

Через час Ивашура закончил ежевечернюю перекличку с руководителями научных отрядов и оставил Рузаева в штабе дежурить вместе со сменой радистов. Сам же оделся, помог одеться Веронике, и они вышли из комнаты в ночь.

Лес со стороны дороги глухо шумел под усилившимся ветром. Звезд не было видно, небо оказалось закрытым облаками. Башня почти не выделялась в темноте, но, приглядевшись, можно было разглядеть странную темно-вишневую стену, нереальную своими размерами, однотонностью и цветом. Аналогий этой стене подобрать было невозможно, ничто на Земле не соответствовало ее назначению, не походило на нее даже отдаленно. До Башни было около двенадцати километров, и все же она загораживала треть небосклона, исчезая в низких, быстро несущихся облаках.

Мороз был нешуточный, с ветром, Ивашура заботливо поправил воротник шубки спутницы, и они медленно побрели по скрипящему утоптанному снегу к жилому кварталу экспедиции. Сквозь шум леса доносился равномерный стук дизеля, дающего свет и жизнь всему лагерю. Взревывал вездеход, по дороге прошел трактор с волокушей.

На стене Башни под самыми облаками вспыхнул круглый желтый зрачок, помигал, светлея, и погас.

— Красиво, — сказала Вероника, не сводя глаз с темно-вишневой полосы. — Что это было? “Глаз дьявола”?

— Вы уже неплохо ориентируетесь в нашей терминологии.

— Просто все настолько неординарно, что запоминается сразу. Кстати, вас, наверное, снова ждут журналисты, им не все ясно.

— Вот как? Старые знакомые?

— И старые, и новые. Приехали корреспонденты центральных газет и журналов. Многих я знаю по работе.

Ивашура замедлил шаг, задумался на несколько секунд.

— Знаете что, давайте посмотрим на Башню сверху. Вы ведь, наверное, еще не видели ее под таким ракурсом?

Вероника посмотрела на него сбоку, в глазах отразился свет окон ближайшего домика. — А можно?

— Разве я не начальник экспедиции? Вероника засмеялась.

— Богаев назвал вас “волюнтаристом с докторским дипломом”, и, по-моему, он прав.

— Конечно, прав, я волюнтарист, даже анархист, если хотите, но, к счастью, обладаю обостренным чувством риска: знаю, когда можно рисковать, а когда нет. Как видите, пока я не ошибался.

— Поэтому и в “зону ужасов” пошли, что предполагали благополучный исход “разведки боем”?

— Не предполагал — знал. Не верите? Ей-богу, не вру! Со мной ничего не может случиться, пока я держу свое бытие в прогнозируемом русле.

— А не хвастаетесь часом, “волюнтарист”?

Ивашура улыбнулся.

— Есть немного, из желания понравиться. Итак, летим?

— Летим! — без колебаний ответила девушка. — Только сообщите все же о своем решении Богаеву, я его почему-то побаиваюсь. И вообще как-то странно: директор Центра и вдруг — заместитель своего подчиненного… Вы не находите?

— Нет, все закономерно. Богаев стар, через год уходит на пенсию, да и сердце у него слабое, а тут забот невпроворот.

— А как вы с ним в Центре уживаетесь?

— Нормально. Я его уважаю, он меня, надеюсь, тоже.

— Я слышала обратное…

— Чепуха! — Ивашура начал сердиться. — Просто был случай, когда я оказался прав, а он нет. Но я сказал правду: мы уважаем друг друга. Еще раз спрашиваю…

— Да лечу, лечу, не сердитесь, Игорь. — Вероника взяла Ивашуру под руку. — Не хотелось бы пилотов беспокоить.