Линкольн Чайлд - Из глубины
Его обычно спокойный голос звучал напряженно. Королис глянул на него.
— Что такое?
— Сигналы прекратились. Снизу ничего не поступает.
— Вы все системы контролируете? — спросил Королис.
— Да, сэр. Радиоуправляемые и телеуправляемые тоже. Датчики работают в штатном режиме: ультразвуковой, радиационный, магнитометр.
Королис снова повернулся к видеоэкрану.
— Они выходят к нам, — прошептал он.
Свет стал ближе. Королис заметил, что его интенсивность меняется, но не в плавной волнообразной манере, как у подводных стражей, а резко, почти агрессивно пульсирует. И цвет был такой, какого он никогда не встречал, — так сияет раскаленный металл перегретого в горне клинка. Ему показалось, что он не только видит это сияние, но и ощущает его. Странное, беспокойное было это чувство. Такое, что волосы у него на затылке зашевелились.
— Сэр, — опять обратился к нему Рафферти. — Теперь, когда датчики работают, регистрируется излучение снизу.
— Какое, доктор Рафферти?
— Все виды, сэр. Инфракрасное, ультрафиолетовое, гамма-излучение, радиоволны. Приборы сходят с ума. Такого спектра я не знаю.
— Значит, надо его проанализировать, доктор Рафферти.
— Есть, сэр.
Инженер повернулся к маленькому ноутбуку, прикрепленному к пульту, и забарабанил по клавиатуре.
Королис вернулся к экрану. Странный сверкающий предмет продолжал подъем из густой черноты. Его удивительный цвет потемнел. Предмет имел форму тора, а его внешние обводы пульсировали даже ярче, чем он сам. Пока Королис смотрел, разинув рот, сияющее неземное чудо вдруг всколыхнуло в нем воспоминания детства, давно забытые. Шестилетним мальчиком родители взяли его в Италию, где они все вместе посетили папскую мессу в базилике Святого Петра. Когда понтифик вынул гостию и, подняв над головой, показал собравшимся, Королис почувствовал, словно по его телу пробежал электрический ток. Роскошь барочного представления впервые дала ему прочувствовать всю важность события. Тогда, у дарохранительницы, понтифик предлагал ему самый дивный дар этого мира — таинство Святых Даров.
Конечно, с тех пор официальная религия давно утратила в глазах Королиса всякий смысл. Но сейчас, глядя на этот поразительный сияющий предмет, он испытал все тот же вихрь эмоций. Сейчас ему несли самый дивный дар Вселенной — высшую власть.
Во рту пересохло, а на язык вернулся медный привкус.
— Не хотите посмотреть? — спросил он хриплым голосом.
Рафферти все еще сидел, согнувшись над своим ноутбуком. Доктор Флайт кивнул, пробрался по тесному помещению и занял место перед экраном. Сначала старик ничего не говорил. Но через миг он вскинул голову и пробормотал:
— «Не свет, но тьма…»
Вдруг Рафферти оторвался от ноутбука.
— Коммандер! — воскликнул он.
Королис обернулся к нему.
— Сэр, вы должны это видеть.
Королис нагнулся над монитором, изображавшим две фигуры, составленные из мешанины узких вертикальных линий.
— Сначала я не мог определить спектр электромагнитного излучения, — начал Рафферти. — Мне казалось, что такое невозможно и в показаниях приборов нет никакого смысла.
— Почему?
Королис понял, что взгляд его против воли обращен к рамке экрана.
— Потому что спектр содержит длины волн и материи, и антиматерии в одно и то же время.
— Но так не бывает. Материя и антиматерия не могут существовать вместе.
— Именно. Но посмотрите сюда. Согласно показаниям датчиков, вот эта штука состоит и из того и из другого. Тогда я разделил характеристики материи и антиматерии. И вот что получил…
Инженер указал на монитор.
— Что это?
— Излучение Хокинга, сэр.
Доктор Флайт, услышав это, в удивлении повернулся, оторвавшись от экрана.
— Излучение Хокинга? — переспросил Королис.
Рафферти кивнул. На его лбу выступил пот, а в глазах появился странный блеск.
— Это тепловое излучение, регистрируемое по краям черной дыры.
— Ты шутишь.
Инженер покачал головой.
— Любой астрофизик сразу узнает этот спектр излучения.
Королис ощутил, как нараставший в нем восторг растворяется в недоверии.
— Ты хочешь сказать, что вот это, то, на что мы смотрим, — черная дыра? Которая состоит из материи и антиматерии в одно и то же время? Это же невозможно!
Флайт вернулся к обзорному экрану. И вдруг отпрянул от него.
— Эгей! Кажется, я понял!
— Тогда объясните, пожалуйста, доктор Флайт.
— Господа, господа, тороидальный объект под нами — не черная дыра, а две черные дыры!
— Две? — опять переспросил Королис, все меньше веря.
— Да. Я так и говорю. Представьте себе две черные дыры, каждая из них невелика, примерно размером со стеклянный шарик; они вращаются друг вокруг друга по сверхмалым орбитам на большой скорости, наверное, тысячу оборотов в секунду, а то и быстрее.
— Как вращаются? — спросил Королис.
— Даже я не могу ответить на все вопросы, коммандер Королис. Наверное, на этих траекториях их удерживает какая-то сила, какая-то технология, природа которой нам неизвестна. Невооруженному глазу они кажутся одним телом. А согласно приборам Рафферти, они испускают излучение Хокинга, характерное как для материи, так и для антиматерии.
— Но на самом деле это два разных тела? — уточнил Королис.
— Конечно, — выдохнул Рафферти. — Это и показывают раздельные спектры на моем компьютере.
И Королис внезапно понял. Невообразимо мощное, но изящное в своей простоте оружие. Его снова охватил восторг.
— Две черные дыры, — сказал он скорее сам себе, чем остальным. — Материя и антиматерия. Запертые рядом, но не соприкасающиеся. А если силу, которая удерживает их на орбитах, убрать… или выключить…
— Материя и антиматерия столкнутся, — мрачно произнес Рафферти. — Произойдет полный переход материи в энергию. В энергию превратится больше вещества на единицу массы, чем во время любой другой известной науке реакции.
— Дайте посмотреть.
Королис занял место доктора Флайта у экрана. Сердце колотилось у него в груди, а руки соскальзывали с пульта управления. Он с благоговением изучал объект внизу.
Начиная погружение, он рассчитывал найти новые, многообещающие технологии, что-нибудь ошеломляющее, невообразимое — такое, что могло бы обеспечить вечное превосходство Америки. Но удача превзошла даже самые смелые ожидания.
— Бомба, — прошептал он. — Самая мощная бомба во всей Вселенной. А ее можно положить в спичечный коробок.
— Бомба? — переспросил Рафферти, в его голосе слышалось беспокойство, даже страх. — Сэр, вот это, под нами, как оружие практической ценности не имеет.
— Почему это? — спросил Королис, не отрывая взгляда от экрана.
— Потому что его нельзя будет использовать. Если эти две черные дыры когда-нибудь соприкоснутся, сила взрыва будет невообразимой. Погибнет вся Солнечная система.
Но Королис его уже не слышал. Потому что черная бесконечность на экране стала едва уловимо меняться.
Там, где раньше была одна лишь чернильная темнота, нарушаемая только сверканием одинокого артефакта, появился слабый синеватый свет, начавший заполнять пустое пространство внизу. Словно занималась заря. У Королиса перехватило дыхание, когда он увидел, что именно высветилось. Там был не один такой артефакт, а сотни, нет, тысячи, они парили, пойманные в необъятную прозрачную клетку, простертую под Сферой. Ближайшие сияли странным, неземным сиянием. А самые дальние обозначились маленькими, словно булавочные головки, искрами, едва заметными глазу. Между ними, трепеща усиками, безостановочно сновали подводные стражи.
Такая находка перекрывала все ожидания, ошеломляла, выходила за пределы воображения.
Королис оторвался от экрана, тыльной стороной кисти вытер глаза и снова приник к окуляру.
— Возвращайтесь к своему пульту, — сказал он Флайту. — И готовьте манипулятор.
Инженер-кибернетик заморгал.
— Простите?
— Готовьте манипулятор. Вытяните его вниз на метр.
— Но тогда он коснется поверхности…
— Именно.
Наступило молчание. Потом заговорил Рафферти:
— Простите, сэр, но вы уверены, что это разумно, учитывая явное…
— Я хочу дать им знать, что мы принимаем их дар.
Опять молчание. Флайт, пробормотав что-то по-гречески, сел за свой пульт и привел в действие механизм управления механической рукой.
Королис наблюдал на экране, как манипулятор выходит в поле зрения камеры под Сферой. Он двигался вперед медленно, немного неровно, вытянув вперед один металлический палец. И снова память вернулась в детство, к тому путешествию в Рим. Королис вспомнил, как стоял в Сикстинской капелле, смотрел, открыв рот, вверх, на «Сотворение Адама» работы Микеланджело — кончики пальцев Бога и человека вот-вот соприкоснутся, — первый миг жизни, начало всех начал…
