Коллектив авторов - Млечный Путь №1 (1) 2012
Гость ( рассматривает стакан ): А какая?
Хозяин : Это суперэлитная вода из суперэлитного источника в суперэлитных восточных Кордильерах. Мне ее привозят по суперэлитному спецзаказу в особых суперэлитных бутылках.
Гость : Можно взглянуть на бутылку?
Хозяин : Выбросил. Извините, вам уже пора на спектакль ( подталкивает гостя к двери, тот сопротивляется ).
Гость : Я же еще даже чаю не выпил.
Хозяин : Ничего, там есть буфет. Желаю вам приятного просмотра ( пихает гостя к двери. Тот сопротивляется ).
Гость : Мы ведь даже толком ни о чем не поговорили.
Хозяин : Позвоните мне по телефону.
Гость : Дайте, пожалуйста, ваш номер.
Хозяин : 12345678.
Гость : Такого номера не бывает.
Хозяин : Нам телефон еще не установили. Как только установят, я вам сообщу тут же. Срочной телеграммой.
Гость : Вы же не знаете моего адреса.
Хозяин . Я у кого-нибудь спрошу.
Гость : Да, маленькая просьба. Я вижу, брюки вам несколько длинноваты. Попросите, пожалуйста, портного, чтобы из обрезков сшил мне галстук.
Хозяин : Обязательно. А теперь извините, у меня срочное дело. Мне надо бежать.
Гость : Куда? Только что у вас никаких дел не было.
Хозяин : А теперь появилось. Мне надо срочно бежать к портному, заказывать для вас галстук.
Гость : А я, пожалуй, пойду на спектакль. Погодите, а как же я пойду без штанов?
Хозяин : Ничего страшного, вы бегайте, люди подумают, что вы занимаетесь спортом.
Гость : Но как я в театр пойду в таком виде?
Хозяин : Пустяки. Скажете, что вы не успели переодеться. Желаю вам приятного просмотра.
Гость : Извините, хотел вас попросить. Вы не одолжите ваши брюки? Я верну.
Хозяин : К сожалению, нет. Я как раз собирался одни постирать.
Гость : А если бы я вам не подарил вторые?
Хозяин : Тогда бы я первые не стирал.
Гость : Будете у портного, не забудьте про мой галстук.
Хозяин : Конечно. Там даже два получится. Всего хорошего. Да, счет от портного, надеюсь, вы оплатите?
Гость : Почему я должен платить за ваши брюки?
Хозяин : Но ведь они мне не подходят.
Гость : Это ваша проблема.
Хозяин : Нет, ваша. Вы же знали, какой у меня размер, когда покупали мне эти брюки. А подгонка всегда делается за счет продавца.
Гость : Приятно было провести с вами время.
Хозяин : Большое спасибо.
Гость : И вам спасибо.
Расходятся .Станислав Лем (1921–2006) Размышления о методе
Перевод с польского по рукописи: Евгений Вайсброт
Хоть у меня на счету свыше двадцати написанных книг, я должен сказать, что мои представления о специфике собственного творческого процесса оставляют желать лучшего. Литературная деятельность представляет собою одну из тех особых областей, в которых передача сведений, полезных иным людям той же профессии, как правило, оказывается почти невозможной. Видимо, причина кроется в том, что, – хоть в основных чертах творческий процесс протекает, как мне кажется, аналогично у самых различных людей, – это связано с присущими только ему индивидуальными свойствами. Каждое научное исследование стремится выявить общее и даже аналогичное во всем классе определенных явлений. Так, например, нейрокибернетика пытается вскрыть аналогии в функционировании человеческого мозга, но не занимается, – во всяком случае, сейчас и, впрочем, еще не скоро сможет заняться, – изучением того, чем отличаются друг от друга мозги отдельных людей. Поэтому трудно найти какой-либо объективный, сходный с научным, подход к литературному творчеству, и то, что некто занимается им давно, не превращает его автоматически в теоретика предмета, имеющего право постулировать в нем аксиомы и выдвигать гипотезы, претендующие на всеобщее значение.
По понятным соображениям, меня всегда особо интересовали достаточно многочисленные мемуары выдающихся писателей; некоторые, например, Томас Манн, даже исписывали результатами самонаблюдений целые тома; из сравнения богатой в этом отношении литературы становится ясной довольно значительная разнородность и многоликость творческих процессов. А если проблему распространить вообще на все разновидности творчества, в том числе научного и математического, в которых мы имеем, между прочим, весьма ценные и вдумчивые работы ученых такого масштаба, как Анри Пуанкаре и другого известного французского математика Адамара, то окажется, что в определенных пунктах эти знаменитости согласны, в других же их мнения расходятся. Теме этих рассуждений в свою очередь посвящена обширная литература, возникшая уже не под пером «исповедующихся творцов», а созданная исследователями, психологами, которые неоднократно пытались решить вопрос, кто прав в этом споре, чьи знания, опирающиеся на самонаблюдения, реальны, соответствуют истине, а чьи представляют собою лишь иллюзию.
Подобные решения «за Эйнштейна», «за Пуанкаре», или же «за Льва Толстого», «за Сенкевича» в их отсутствие представляются мне предприятием столь же рискованным, сколь и неразумным. Не может ли быть попросту так, что различные люди, независимо от присущих им – и весьма серьезно отличающихся друг от друга – психических конструкций, пользовались даже для решения абсолютно аналогичных проблем (математических, литературных) совершенно различными мыслительными аппаратами? Наука поступает правильно, подчеркивая то, что во всех явлениях – в данном случае, в характере умственной работы – является общим; но ведь нельзя отрицать существования колоссальных расхождений в этой области! Поскольку то, что я пишу, носит личный характер, я начну с некого признания, которое хорошо проиллюстрирует вышеприведенные слова. Неоднократно хвалили мои «фантастические» описания: планетных пейзажей, космических видов и т. п. Говорящие это были уверены, что всякий раз я в совершенстве представляю себе воображаемое, к тому же еще и визуально, что я как бы глазами воображения пробегаю взглядом отдельные элементы подобной «картины», и работа моя как писателя сводится в данном случае лишь к тому, чтобы словами передать суть этих «явлений», примерно так же, как человек, стоящий у окна и глядящий на улицу, рассказывает другим, не имеющим к окну доступа, что там, на этой улице, происходит.
Между тем, дело обстоит совершенно иначе. Как правило, у меня не бывает никаких «видений», и вообще, работая над текстом произведения, я ничего не представляю себе зримо. Я работаю – как мне кажется – с языковым материалом, он служит мне и основой, и сырьем для селекции. Если и можно в подобной ситуации говорить о видении, то лишь в переносном смысле, ибо я просто понимаю значение слов и фраз, которыми оперирую. Если кто-либо спрашивает меня, «был ли ты в этом году в Закопане?», а я отвечаю «был», то это ведь совершенно не значит, что в момент ответа я внутренним зрением обязательно увидел Закопане, горы, хвойные леса и т. д. Я ничего не видел, я лишь понимал значение вопроса и поэтому мог на него ответить. Так же обстоит дело и с писательской работой; я не вижу образов, а лишь создаю некую конструкцию из слов и фраз.
