Андрей Прусаков - Древолюция
В Дымов приехали к часу, как и рассчитывали. Город был безлюден. Ни армии, ни спасателей, никого, лишь брошенные или забытые в спешке собаки бродили по пустынным улицам. Заправка сгорела, а бензина в баке оставалось немного. Николаю даже не хотелось подсчитывать, сколько потребуется топлива для того, чтобы перевезти сюда всех оставшихся в пионерском лагере людей. Не идти же пешком… Надо поездить по городу, поискать — может, найдется брошенная машина, в которой остался бензин.
Николай притормозил возле одного из магазинов. Витрина была разбита, на асфальте лежали какие‑то вещи. Кто‑то не гнушался мародерством, и следовало быть осторожней.
— Где же еще может быть бензин? — подумал вслух Николай, и пассажир тотчас откликнулся:
— Поехали в автобусный парк.
— Точно!
Оставив машину у ворот, Николай и Влад вошли на территорию базы. В обширном дворе стоял лишь один автобус. По–видимому, он был сломан, иначе бы тоже уехал вместе с остальными во время эвакуации. В углу, у бетонной стены, стояли несколько дорожных машин: грузовик с бочкой для мытья улиц, старая «Волга» без колес и насквозь проржавевший фургон.
— Ну, что, давай искать.
В тракторе оказалось немного соляры, и Вожаков во второй раз пожалел, что сменил «копейку» на «девятку». «Жигули» первой модели еще могли ездить на солярке, а вот его машина… В автобусе и фургоне было пусто, а в бензобаке легковушки что‑то плескалось. Вооружившись длинным шлангом, Николай принялся за дело. Едва не глотнув бензина, он направил тоненькую струйку топлива в подставленную канистру. Он никогда бы не подумал, что несколько литров бензина когда‑нибудь станут так важны для него.
Они набрали почти полную канистру и сразу залили в бензобак.
— Странно, — вдруг сказал Влад, — в городе никого, а кажется, что за нами наблюдают.
— Это кажется, — ответил Вожаков. Он тоже чувствовал что‑то похожее. Странно, когда вокруг множество народа, ты не чувствуешь взгляды, направленные на тебя, а сейчас, когда вокруг ни души, чувствуешь, будто за тобой следят. Николай подумал, что неестественная тишина так влияет на их расшатавшиеся нервы.
Они сели в «девятку» и двинулись дальше. Сделав по городу кольцо, Николай направился обратно к шоссе, но Влад попросил остановиться:
— Курить хочется. Вон магазин разбитый, посмотрю сигареты.
Он вышел из машины и вошел в магазин. Вожаков ждал, разглядывая соседний дом. Внезапно над ухом что‑то щелкнуло, и в открытое окно машины въехало дуло охотничьего ружья:
— А ну, выходи! — скомандовал кто‑то. Вожаков повернул голову и увидел мужика средних лет в натянутой на голову матерчатой бейсболке. Николай щелкнул дверным замком, а потом резко схватился за ствол и дернул на себя. Мужик ударился о машину. Возвратным движением Вожаков ударил его в живот прикладом, вырвал ружье и открыл дверь.
— Не балуй! — справа в Николая целился бородатый дядька в камуфляже. — Отдай ружье! Ну!
Вожаков отдал ружье державшемуся за живот противнику.
— Что вы тут делаете? — спросил бородатый.
— Ничего.
В это время из магазина вышел Влад с двумя блоками сигарет в поднятых руках. За ним следовал третий «горожанин». И тоже с ружьем.
— Это называется ничего? — сказал бородатый. На вид ему было около шестидесяти. — Сейчас война идет. А знаете, что в войну с мародерами делали? К стенке ставили — и правильно!
— Мы не мародеры, — сказал Вожаков, — мы беженцы. Живем в лагере в Полесске. Там у нас жены и дети. — Мы просто приехали посмотреть, нельзя ли вернуться, — поддержал его Влад. — Вы чего, мужики? Мы свои, дымовские! Я вам квартиру свою могу показать!
Бородатый дедок чуть опустил ружье:
— Где живешь?
— Добролюбова, семнадцать, квартира восемь, — отчеканил Влад. — Белый дом с красной крышей.
— Хм. А что в лагере делаете?
— Там же пол–Дымова собралось, эвакуированных, — стал рассказывать Влад. — Потом все поехали в Екатеринбург, а мы не смогли. Можно руки опустить?
— Почему не смогли? — спросил мужик в бейсболке, оставляя просьбу без внимания. Третий мужчина залез в «девятку» и шарил там по всем углам, потом залез в багажник, осмотрел и отрицательно помотал головой.
— Машин на всех не хватило.
— А эта откуда?
— А мы задержались в дороге. Машина сломалась. Колонна уехала. Деревья дорогу перекрыли, и я вернулся, — коротко рассказал Вожаков.
— А ты где живешь? — спросил дед у Николая.
— Я не в Дымове жил. В Засекино.
— А ты случайно не у Пильщика работал? — прищурился бородатый.
— Мастером на лесопилке.
— Точно. Признал я тебя, — дед опустил ружье. — Ладно, опустите руки. Я лесник здешний, Поборцев Петр Ильич. Оружия у вас нет, значит, вы не те.
— Кто это «те»? — спросил Николай.
— Мародеры, мать их за ногу! Приезжают и шерстят по магазинам и домам! И ладно бы шерстили, так еще и в людей стреляют! Вот мы их тут и поджидаем.
— Ясно, — сказал Вожаков. — Меня Николай зовут. Так вы здесь не одни?
— Здесь многие собрались, — сказал Петр Ильич, — с окрестных деревень люди, отовсюду. Думают, сюда помощь придет, только забыли наверху про Дымов!
— Мы тоже думали, что здесь спасатели, — сказал Влад. Мужик в бейсболке усмехнулся:
— Мы сами себе спасатели.
— На хрен вообще это государство нужно! — процедил третий мужик, коротко стриженый, небритый и нервный. — Мы сами можем порядок держать! И без ментов.
Вожаков и сам припомнил лесника, иногда приходившего к Кабанову с какими‑то документами. Один раз он услышал, как Пильщик за глаза назвал лесника «старой сволочью». Такую оценку почти всесильного местного авторитета надо было заслужить, и Николай заочно зауважал Петра Поборцева. И вот теперь познакомился.
Влад остался в Дымове, а Петр Ильич с Николаем поехал в Полесок. Бензина на туда и обратно должно было хватить, и лесник обещал достать еще топлива. Надя была так рада, будто Вожаков вернулся с войны, а не съездил в город за восемьдесят километров, что по здешним меркам вовсе не расстояние; и сердце Николая наполнилось давно скрываемой нежностью. Эта война с мутантами, эта жуткая карусель не давала времени для чувств. Все бегали, кричали, суетились… Он постоял, обнявшись с Надей, всего минуту, и за эту минуту понял, что такое счастье.
В тот же день он вывез в Дымов две семьи. Ночь провел в городе, наутро поехал опять. Хорошо разведав дорогу, Николай ехал быстро и уверенно, и к вечеру все беженцы вернулись в Дымов, в котором собралось уже больше сотни человек. Люди жили в своих старых домах и квартирах, а пришедшим из деревень отдали дома по соседству. Мало кто думал, что такая ситуация надолго, все со дня на день ожидали приезда спасателей или хотя бы армейских подразделений. Но никто не приезжал. И никакой связи с миром. Несколько раз над городом с ревом проносились военные самолеты. Люди махали им руками, прыгали и кричали, как папанинцы на льдине, но этим все и заканчивалось. Самолеты пролетали над городом, как над пустым местом, оставляя в душах горечь и тоску. Государство забыло о них. А может, и государства больше нет, думал Николай, может, дендроиды уже в Москве?
