Джон Браннер - Квадраты шахматного города
На следующий день я встретил Домингеса. Он обедал в одиночестве в ресторане неподалеку от здания суда. Я заметил, с каким недовольным видом он изучал мой проект монорельсовой станции, напечатанный в «Либертад».
Все столики были заняты, и я попросил метрдотеля посадить меня к Домингесу. Он холодно кивнул мне в знак приветствия и продолжал просматривать газету.
– Вы совершенно правы, сеньор Домингес. Чепуха, не правда ли? – сказал я после затянувшегося молчания.
Он отложил газету в сторону и сердито проговорил:
– Тогда почему вы допустили это, сеньор Хаклют?
– Я работаю по найму, – ответил я. – Вадос с категорической форме предложил учесть его требования и забыть о моем собственном мнении. Вот так. Но я делал все, что было в моих силах: я старался убедить Вадоса, я убеждал Диаса, Энжерса, я объяснял это всем, кому только мог. Я говорил, что если выкинуть бездомных людей просто на улицу, то возникнет крайне нездоровая ситуация, которая вполне может закончиться переворотом. Я направил меморандум Диасу, где изложил свое мнение. Мне сказали, что этот документ даже обсуждался на заседании кабинета министров, но Вадос наложил на него вето. Что мне оставалось делать?
Адвокат почувствовал, что я действительно удручен, и немного смягчился.
– Очень интересно, сеньор. Я не знал об этом. А вы слышали, что у вас есть влиятельный союзник?
– Очевидно, моим самым влиятельным союзником является Сигейрас, – с горечью заметил я. – Но так или иначе, он, я полагаю, все еще скрывается.
– Ну да, в определенном смысле. Конечно, если бы потребовалось, его можно было бы разыскать, – спокойно проговорил Домингес. – Но вы, вероятно, задавали себе вопрос, почему до сих пор ничего не предпринималось, чтобы снести эти лачуги под монорельсовой станцией. В конечном итоге ведь именно там укрывали сеньора Брауна, разыскиваемого полицией.
– Полагаю, что сейчас уже что-то предпринято? – спросил я.
– Пока что нет. А почему, спросите вы? Потому что для этого потребуются войска. Но наш главнокомандующий, генерал Молинас, заявил, что не может доверять своим войскам. Многие из солдат – такие же крестьяне, как и обитатели трущоб, которым не оставалось ничего другого, как пойти служить в нашу игрушечную армию. А офицеры – большей частью выходцы из высших слоев общества, их симпатии скорее на стороне правительственных мошенников. Кроме того, нельзя не учитывать и расовые предрассудки. Как вы, вероятно, знаете, в некоторых странах Латинской Америки существует некая расовая иерархия, основанная на процентном содержании у граждан европейской крови, что как раз весьма характерно для нашей армии. У нас практически невозможно, чтобы продвижения по службе мог добиться негр или индеец.
– Любопытно, – задумчиво произнес я. – Спасибо, что рассказали.
– Не стоит меня благодарить, сеньор Хаклют. Я желаю только одного, чтобы мы встретились при других обстоятельствах, поскольку в нынешней ситуации я, как и те, кто думает так же, как я, вынужден рассматривать вас как врага. Вы служите интересам наших противников, помогаете им реализовать их весьма опасные планы. Говорю вам откровенно, сеньор, мне кажется, вам следует воспринять это как совет, а не как обиду.
– Постараюсь, – ответил я.
– Итак, – он сложил газету, – давайте поговорим о чем-нибудь другом!
– Я бы предпочел задать вам еще один вопрос на ту же тему, если вы не возражаете, – сказал я. – Вчера я разговаривал с Сейксасом.
Домингес рассердился.
– Я знаю заранее, что вы скажете. Сейксас – хитрец, но не более.
– Мне интересно, почему вы… вы отступили перед ним. Я не могу разобраться, заслуживает ли он полного осуждения или достаточно его время от времени покритиковать.
– Да, о нем идет дурная слава. Но нам следует обращать внимание на более важные вещи. Рано или поздно отъявленные мошенники сами покончат с собой. Нам же надо разоблачать более серьезные формы коррупции.
Затем, пока не настало время уходить, мы говорили на ничего не значащие темы.
Меня просил встретиться Колдуэлл, не объяснив, правда, зачем.
Я нашел его в ужасном состоянии. Он выглядел очень уставшим и заикался больше обычного. Колдуэлл нервно кивнул мне на кресло, предложил закурить и взял сигарету сам, забыв, что в пепельнице дымится только что зажженная им сигарета.
– В-виноват, – он нервно засмеялся. – Мне н-не по себе с тех п-пор, как этот н-негодяй О’Рурк н-набросился н-на меня. Вы слышали?
Я кивнул.
– Б-безобразие, – возмущенно продолжал Колдуэлл. – Я у-уверен, что О’Рурк преследует к-какие-то интересы, скрывая п-правду. Если бы не эти ж-жалкие трущобы, он б-бы остался б-без работы.
– Это напоминает мне старую шутку о врачах, которые заинтересованы в том, чтобы не исчезали болезни, – вставил я, придя в себя от неожиданности.
– Нет же, вы н-не поняли! – раздраженно возразил Колдуэлл. – Я г-говорю о том, что к-кто-то платит ему, к-как это н-называется… от-от…
– Откупные? – подсказал я удивленно. – Но зачем?
– В-вот именно? З-зачем? Чтобы они, естественно, молчали о т-том, что т-там т-творится.
Он провел руками по взъерошенным волосам и вызывающе посмотрел на меня сквозь очки.
– Послушайте, Колдуэлл, – произнес я, – вы явно переутомились за последнее время. Я сам был во всех этих трущобах. Все обстоит там не совсем так. Во всяком случае, телевизионные передачи многое преувеличивают.
– Это вы б-были там д-днем! – воскликнул Колдуэлл. – С-сегодня утром я все рассказал ж-журналисту, к-когда б-беседовал с ним. Я рассказал ему все к-как есть.
– Вы имеете в виду «Либертад»? Вы сказали, что О’Рурк что-то скрывает?
– Я с-сказал п-правду, – с достоинством ответил Колдуэлл. – И т-теперь я с-собираюсь доказать это. Вы приезжий, Хаклют, п-поэтому вы можете б-быть б-беспристрастным с-свидетелем. Я х-хочу, чтобы вы сегодня п-поехали т-туда и увидели все с-сами.
Я чуть было не сказал: «Вы, должно быть, не в своем уме», но потом сдержался. Глядя на дикое выражение его лица, я подумал, что он, видно, на самом деле потерял рассудок. Вместо этого я спросил:
– Что же, по-вашему, там все же происходит?
– Т-там п-процветает разврат, Х-хаклют! Я с-сам все видел. И если вы с-сегодня п-поедете со мной, я в-вам все п-покажу.
Я поежился и промолчал. Естественно, в трущобах можно встретить проституток. Но виной тому – нищета. Не обвинять же на этом основании шефа полиции во взяточничестве, а местных полицейских в попустительстве, что само по себе вполне возможно.
– Т-так вы п-поедете со мной? – настаивал он.
Я тяжело вздохнул, и он поднялся и пожал мне руку.
