Валерий Нечипоренко - Агент чужой планеты
Когда мы вошли, он даже не посмотрел в нашу сторону, уверенный, видимо, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Девушка тоже не изменила позы. Распрямив плечи и вскинув голову, она смотрела в темноту потолка. Ни дать ни взять, пламенная революционерка перед казнью.
Лишь два молодых придурка, так и не поднявшиеся с колен, вновь принялись слезно молить о пощаде.
- Заткнитесь! - цыкнул на них Саныч, и они враз испуганно умолкли, словно захлебнувшись собственной слюной.
Встав в позу грозного судии, я принялся вершить свой суд:
- Вина ваша велика. Вы заслужили самое суровое наказание. И это справедливо.
Казалось, даже факел перестал трещать.
- Но... Я не мстителен. Я милую вас, хотя и ставлю при этом несколько обязательных условий. Вы оба, - я поочередно указал на молодых людей, -подробно напишете о своем участии в этой подлой вылазке. Ваши показания будут храниться в надежном месте. Затем вы должны навсегда исчезнуть из этого города. Навсегда! И попробуйте только сделать вид, что плохо поняли! Кара будет суровой! Запомните раз и навсегда.
Оба, не осмеливаясь поверить в свое спасение, поползли ко мне, пытаясь целовать мою обувь.
- Уведите их отсюда! - приказал я спутникам Саныча. - Они так отвратительны, что я могу передумать.
Саныч тихо продублировал мою команду.
В подвале мы остались вчетвером: с одной стороны я и Саныч, с другой -Китель и его дочь. Я подошел к Кителю:
- Слушай, старик! Ты - главный виновник. Ты - организатор этой глупой и бессмысленной затеи. Но я освобождаю тебя прямо сейчас. Однако же, поскольку веры тебе нет, я должен убедиться, что моя мягкость пошла тебе на пользу...
С этими словами я перешел к девушке:
- Вам, Инна, некоторое время придется пожить в другом месте. В качестве, скажем так, почетной заложницы. Не волнуйтесь. Никто не посмеет вас обидеть. Вы даже сможете переговариваться с отцом по телефону, а иногда и видеться. И если ваше раскаяние будет искренним, я отпущу вас. Согласны на такой вариант?
- Да! - твердо ответила она. - Если вы не причините вреда папе, я согласна.
- Вот и чудесно. А ты, старик, что скажешь?
Китель смотрел умоляюще. Не было никаких сомнений, что его воля сломлена окончательно. Добита и раздавлена. И этот-то тип какие-то полчаса назад пытался восторжествовать надо мной?!
- Молодой господин! - залепетал он. - Давайте сделаем наоборот. Возьмите заложником меня, а Инночку отпустите. Ну что вам стоит? Неужели вы ее опасаетесь? Ее, совсем еще девчонку, которая и мухи не обидит?
- Нет! - резко оборвал я. - С тобой, старик, мне все ясно, а вот с твоей дочкой я еще должен разобраться.
Мои слова он истолковал по-своему и снова принялся ныть:
- Разве у вас мало женщин, молодой господин? Бог накажет вас за Инночку...
- Хватит! - в сердцах воскликнул я. - Ты меня с кем-то путаешь. Я ведь дал слово, что не будет никакого насилия над ее волей. А я свое слово держу, ты знаешь. Просто я должен убедиться, что впредь вы не пуститесь на новую авантюру. Дошло?
- Пусть так... - прохрипел он.
- Значит, решено! - Я повернулся к Санычу: - Отвяжи старика! Он уже забодал меня звоном своих браслетов.
Китель и вправду едва держался на ногах. Его освобожденная рука плетью повисла вдоль туловища.
Я подозвал Саныча к себе и тихо отдал последние распоряжения:
- Я поеду с девушкой в твоем "Москвиче" впереди, ты с парнями следом, но позднее. Заодно прихватишь этих подонков.
Наконец-то мы снова на свежем воздухе!
Во дворе я еще раз осмотрелся.
Территория, несомненно, по-прежнему числилась на балансе торговой базы, но пришла в полное запустение. Проклятое место! Неужели оно будет преследовать меня до конца моих дней?!
- Саныч! - Я отвел его в сторонку. - Хорошо бы взорвать все это хозяйство к чертовой матери! Чтобы осталась одна огромная груда щебня. И чтобы в этот подвал не осталось лазейки даже для мыши. Ты понял?
- Все сделаем, Федорыч!
- Но чтобы лес не пострадал.
- Не волнуйся. Сработаем ювелирно.
- Проследи, чтобы парни уехали сегодня же. Если надо, купи им билеты куда-нибудь до Магадана и дай на дорогу денег.
- Ладно, - вздохнул он.
- Кителя отвези в его берлогу. Позже скажешь мне адрес.
- Считай, что он уже у тебя в кармане.
- Ну, действуй!
Я подошел к девушке:
- Пойдемте!
Она молча повиновалась.
"Москвич" Саныча стоял у ворот. Я усадил ее на переднее сиденье, сам сел за руль и включил зажигание.
Машина помчалась к городу.
Инна смотрела прямо перед собой, ее губы были упрямо сжаты. Девушка с характером!
Я надеялся, что Инна начнет задавать мне вопросы или оправдываться, но ничуть не бывало. А напрасно она молчит! Она даже не подозревала, какая неслыханная щедрость пробудилась во мне. Я охотно выполнил бы любую ее просьбу. Собственно, Китель и оба его подручных были обязаны жизнью именно ей. Не будь ее, я предоставил бы Санычу полную свободу действий. Жаль, что она этого не понимает. А могла бы оценить мое великодушие. И поблагодарить за него.
Но почему, черт побери, Китель вспомнил обо мне? Загадка! Может, заскочить к Мамалыгину и расспросить его без всяких экивоков? Но знает ли он ответ? А если знает, то скажет ли? Я же чувствую, с каким неудовольствием и даже раздражением он взирает на меня после того случая с бусинками. Как скульптор на неудачное творение. Или автор на бездарный рассказ...
Постой-ка! А зачем мне Мамалыгин? Я ведь могу раскрутить Кителя. Я мог давно это сделать, если бы излишнее волнение не помутило мой разум. Китель признается, когда и при каких обстоятельствах он впервые вспомнил обо мне, а уж выводы я обмозгую сам.
Искушение было столь велико, что я совсем уж собрался развернуть машину, но передумал. Никуда он от меня не уйдет.
* * *
Пока мы добрались до Жердяевки, начало светать.
Я не сомневался, что по двору вышагивает дед Пономарец в своем военном картузе, что при нашем появлении он гаркнет "Здравия желаим", а после подмигнет мне: "У тебя губа не дура, хозяин! Ишь, какую дамочку привез! Одно слово - персик!"
К моему удивлению, во дворе на лавочке сидел неизвестный мне мужчина средних лет. Когда мы с Инной вышли из "Москвича", он поднялся: кряжистый, большерукий, с простецкой физиономией.
Я вопросительно посмотрел на него.
Меня ожидало новое потрясение.
Оказывается, пока я ездил хоронить матушку, скончался Иван Васильевич, а следом за ним - через два Дня - преставилась и Фекла Матвеевна.
Незнакомец, поджидавший меня, был их сыном по имени Степан.
- Мы с моей хозяйкой Анной живем на Севере, - рассказывал он, заметно окая. - Вдруг получаем телеграмму: папаша помер. Прилетели вдвоем, только успели похоронить, тут и мамаша померла. Такие вот пирожки. Значит, родительский дом теперь наш. Погоревали мы с Аннушкой, а после решили перебираться сюда. На вечное жительство. До конца своих дней, значит. Она поехала дом продавать вместе с обстановкой, не везти же сюда всякое барахло самолетом. Ничего, она баба хваткая, управится, а я, значит, остался хозяйство в порядок привести... - В его голосе нет-нет да и проскальзывали нечаянные нотки радости. Вот, дескать, как повезло, можно спокойно перебраться в теплые края на все готовое. - Мамаша успела рассказать, что они с отцом вроде как вели ваше хозяйство. Если вы не против, мы их заменим. Сам я человек мастеровой - и плотником могу, и по столярной части, и подмазать, и подкрасить, а моя Аннушка готовит так, что пальчики оближешь, особенно по рыбным блюдам мастерица, а уж такая чистюля - равных нет. Не прогадаете, хозяин.
