Сергей Цикавый - Замена
Старк смотрелся нелепо в кресле начальника СБ – в садовничьем комбинезоне. На ухе инспектора все еще висела гроздь устройства связи.
– Спасибо.
Кресло посетителя было обычным: никаких неудобств – но их додумывало воображение. Как и боль в груди. В полной тишине кабинета я, казалось, ослепла. Все краски сгладились, все переходили друг в друга без резких граней. Кажется, за спиной у Старка стоял стеллаж во всю стену. Или просто много полок.
Мерцал компьютер на столе, но я не слышала даже искристого шепота кулеров.
– Дежурный доложил о цели вашего прихода, – сказал глава СБ, и я сощурилась от воображаемой вспышки его голоса. – Могу я узнать цель вашей цели?
– Карин убили, – сказала я. – Она не была Ангелом.
Старк кивнул и сложил руки перед собой – как ученик на парте.
– Это я уже слышал. Однако она была опознана как Ангел.
– Кем?
– Это профессиональная гордость?
Я промолчала. Я не понимала его вопроса.
Резидент концерна подобрал флэшку, посмотрел на меня сквозь ее прозрачный корпус. Его локти по-прежнему впивались в стол.
– Витглиц, будем откровенны. Я понимаю, что задет ваш профессионализм. Ваша честь, в конце концов. Вы ведь изучали ее два с половиной года, так?
«Я ее учила», – подумала я, но снова промолчала.
– Так, – подтвердил Старк. – Даже хуже: в туалете вы провели с Яничек сорок три с лишним минуты наедине и ни в чем ее не заподозрили…
– Я определила ее как медиума, – вмешалась я. Мне не нравилось, как горели мои щеки. Мне не нравилось, что я оправдываюсь.
– Будем откровенны, это все равно что ничего, – Старк показал мне раскрытые ладони.
«Куда он дел флэшку?»
– Кто определил ее статус?
– Статус Ангела? А какое это имеет значение?
– Этот человек ошибся.
Я подумала о Кристиане, о его хищной улыбке, когда он разрывал Карин на части, и добавила: «Или сознательно солгал».
– Нет, – ответил Старк.
– Вы не можете знать наверняка.
Он улыбнулся:
– Я сижу в этом кабинете потому, что это моя работа – знать наверняка.
Становилось все хуже: Старк паясничал и выводил меня – над пустой могилой Карин. Я поднесла руку к горлу и принялась считать: «Раз – Ангел Тысячи фонарей. Два – Ангел, бывший Юми Мичиро. Три – Ангел, бывший Куртом Мак-Венделлом. Четыре – Ангел, бывший Мартой Ковалевской…» На четырнадцати мне стало легче.
– Мистер Старк, кто. Определил. Карин. Как Ангела?
– Вы злитесь, и именно поэтому вы ничего не узнаете, – ответил он. Инспектор пропустил лишние паузы, пропустил немой обмен взглядами. Ему все было безразлично.
Казалось, мы разговариваем в сетевом чате.
– Вы умираете, Витглиц. Вы ищете, на ком сорваться, – вдруг сказал Старк. – Мне страшно даже сидеть в одном помещении с вами, но… Мне вас жалко, Витглиц.
«Страшно? Жалко?» Я сглотнула.
Старк открыл тумбу стола и достал оттуда бутылку, потом – два больших стакана. Я не видела цвет жидкости. «Толстое дно, низкие края – для виски», – вертелось в голове. Все пьют виски, теперь и мне нальют.
– Настя уверяла, что вы не боитесь смерти, – сказал инспектор, наливая напиток. – Что вам все равно. Я тоже знаю, что вы солдат… Нет, не поправляйте меня! Вы солдат, да, но, будем откровенны, вы боитесь.
Он говорил обо мне с Анастасией Мовчан, я не собиралась его поправлять, я не знала, что я чувствую, и только снова был неправильный запах спирта. Не больничный – не запах из детства, не запах боли.
Запах взрослой пьяной жизни.
– Пейте, – сказал Старк, подвигая мне стакан. – Да пейте же!
Он почти кричал на меня с горькой улыбкой. И я взяла стакан.
– Опухоль, – сказал Матиас Старк, поднимая свой стакан. В свете экрана жидкость казалась зеленой. – Химиотерапия. Опыты.
Он вбивал в меня гвозди – не в крышку гроба – в меня.
– Снова опыты. И, будто этого мало, – Кристиан Келсо… Да выпейте вы!
Я вздрогнула и проглотила виски. Меня затошнило – от огня в горле, от болезненного взгляда небритого садовника.
– Вам разрешили стать учительницей – как вы и хотели, но только для того, чтобы вы убивали…
Старк покачал головой. Я слушала свой некролог – неофициальную его версию, и мне вдруг захотелось заплакать.
– Никто не заслуживает так жить, Витглиц. И тем более – так умирать… – он подался вперед: – Чего вы хотите? Хотите больше узнать о маленьком Куарэ? Я дам вам на него все, что попросите! Хотите, я сделаю так, что он упадет к вашим ножкам? Хотите?! Только прошу вас, не травите свои… Последние дни сведением счетов с коллегами!
Огненный яд расходился по телу, согревая. «Он даст мне Куарэ».
Матиас Старк поморщился и отставил стакан в сторону:
– Гадость какая… Вы ошиблись, Витглиц. Ошиблись – и всё, никто не имеет права вас осуждать за такое. Просто доживите, сколько вам отпущено – и доживите достойно, я вас очень прошу.
Глаза были сухими. Я моргала, рискуя лишиться линз, но все впустую: слезы не шли.
– Почему вы говорите все это?
– Я глава службы безопасности, Витглиц… Соня? Можно?
Я кивнула. Лицевые кости налились тяжестью.
– Соня… В России так называют маленького грызуна, вроде мышки… Вот такая маленькая, знаете? А, да, вы, конечно же, знаете. Так вот, Соня. Я глава службы безопасности, и сейчас безопаснее всего – быть с вами честным. Прошу вас, забудьте эту ошибку.
…Уже в своем кабинете я опустилась на стул, вжимая ладонь в грудь: сердце рвалось выпорхнуть из грудной клетки – слишком легкое, слишком быстрое. «Зачем я пила?» – думала я и вспоминала заботливые слова начальника службы безопасности. «Никто не может меня винить».
Я ошиблась.
А он – он меня заговорил.
Я встала и прошлась, опираясь на шкаф. Спиртное раскачивало мир, придавало звукам шагов неправдоподобные цвета. Матиас Старк сказал, что я солдат, и я помнила устав. Ангел – это М-смесь. Это синий код. Это тревога и блокировка помещений. Это Белая группа, которая прикрывает проводника.
Это не засада у туалета, не бойня у лестницы. Не попытка скрыть все за моим состоянием.
Я повела плечами: мерзко. Противно. Хотелось вырвать из памяти виски и разговор с инспектором, который играл в опекуна. Я поднесла ладонь к глазам и без удивления увидела карминную дрожь – теперь главное не коснуться ничего лишнего.
«Лучше коснуться одного небритого лица». Меня трясло: дикое, кипящее ощущение, которому требовался выход. Мне нужно было поговорить с директором Куарэ. Нужно было понять, что произошло, нужно было принять этот день.
Мне нужно было сказать кому-то, что я умираю.
«Я умираю», – это неожиданно помогло. Я еле успела склониться над урной.
