Джеймс Данливи - Рыжий
Дэнджерфилд вздрагивает.
— Ах!
О’Кифи вздыхает.
— Сколько, сколько это стоит?
Официантка встревоженно.
— Семь шиллингов, сэр.
О’Кифи грустно:
— И вот вам еще шиллинг в подарок от бедняка, потому что я уезжаю из Ирландии и больше шиллинги мне не пригодятся.
Официантка улыбается, краснея.
— Большое вам спасибо, сэр. Мне жаль, что вы уезжаете из Ирландии.
О’Кифи пристально смотрит на нее:
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что вам жаль? Вы ведь не знаете меня.
Официантка пылко.
— О да, сэр, я знаю вас. В прошлом году вы часто сюда приходили. Мы все помним вас. Только тогда у вас не было бороды. Я считаю, она вам идет.
О’Кифи онемев от изумления, откидывается в потрескивающем плетеном кресле. Улыбается.
— Я вам искренне признателен. Спасибо.
Официантка, покраснев от смущения, уходит.
— Черт побери, Дэнджерфилд! Я ведь твердый орешек, но я готов стать на колени и поцеловать иезуита в задницу, если это не означает, что мне можно остаться.
— Если ты уедешь, то я пополню свою коллекцию.
— О Господи, значит все-таки здесь существуют люди, которым я интересен.
— Иностранцы.
— Ну и что. В Штатах они на них плюют. Сегодня утром я встал очень рано и прошелся по Фицвильям-стрит. Было еще темно. Я слышал, как топают копыта и поет разносчик молока. Это было очень трогательно. Мне не хочется уезжать.
— В страну очень богатых. Чудовищно богатых. Деньги — там.
— Каждая минута, прожитая в Штатах, безвозвратно потеряна.
— Прекрати это. В Штатах имеются огромные возможности для таких пылких натур, как ты, Кеннет. Разумеется, бывают и периоды меланхолии, когда люди выпрыгивают из окон. Но бывают и моменты радости. Может быть, там ты решишь свою проблему.
— Если я не решил ее здесь, то мне ни за что не решить ее в Штатах.
— Как ты сможешь терпеть, когда тебе будут тыкать всем этим прямо в глаза? Без преувеличения можно сказать, что там то и дело встречаются весьма недурные экземпляры.
— Ничего, я потерплю.
— А как Тони?
— Целыми днями мастерит игрушки своим детям. Утром просыпается и кричит, чтобы ему подали чаю. Затем уходит из дому, чтобы раздобыть монету-другую и поставить шиллинг на лошадь. Затем он дожидается, когда лошадь проиграет и, по его собственному признанию, отправляется домой, чтобы затеять ссору с Клокланом. Когда я у него жил, я пытался заинтересовать Тони идеей завоевать Север. И Тони рассказал мне, как они однажды отправились к границе. Каждый из них собирался пристрелить полицейского, и ничто не могло им воспрепятствовать присоединить Север к Ирландии. Они перешли границу. Карманы у них были битком набиты самодельными гранатами и взрывчаткой. А затем они встретили полицейского. Их было человек сорок, а полицейский один, и он подошел к ним и сказал, эй там, эта земля принадлежит королю, так что ведите себя прилично, а не то я всех вас запру в кутузке. Лица у них вытянулись, они свернули трехцветный ирландский флаг, выбросили гранаты и оправились в ближайший бар, где и напились, кстати, вместе с полицейским. И это было здорово. Честно говоря, я думаю, что им вообще не хотелось завоевывать Север. Барни говорит, что они самые добрые люди на земле. И вообще, быть может, север должен завоевать Юг.
— По крайней мере, тогда мы получили бы противозачаточные средства, Кеннет.
— Что будет с твоими женщинами, когда ты уедешь в Лондон?
— Неужели ты думаешь, что я могу содержать гарем, Кеннет? Я живу аскетично, как спартанец. Мисс Фрост — один из лучших известных мне людей, ревностная католичка, труженица, которая ведет себя во всех смыслах безупречно.
— Маларки говорит, что ваши с ней отношения вызывают негодование соседей.
— Мисс Фрост и я никогда не оступимся. Никогда не посмотрим друг на друга с вожделением. Все в рамках приличий и в лучших традициях И кроме того, позволь тебе сообщить, что мисс Фрост собирается уйти в монастырь.
— Ну и подонок.
— Разве ты замечал когда-нибудь, Кеннет, чтобы я вел себя не по-джентльменски? Дело в том, что ты настолько изголодался по женщинам, что просто бредишь. Ты думаешь, что я грешу. Но это не так.
— Ты погряз в этом по уши. Тони говорит, что ты так бурно проводишь с ней время, что по утрам она еле доползает до работы.
— Чудовищная клевета. Мисс Фрост, как бабочка, перепархивает с цветка на цветок.
— Ты думаешь, тебе все сойдет с рук. И продолжаешь пить.
— Мне приходится пить из-за светского образа жизни.
— Ты знаешь, что я сделаю, когда разбогатею? Поселюсь в отеле «Шелбурн». Ввалюсь через парадную дверь и скажу швейцару, будьте добры, поставьте мой «Даймлер» в гараж.
— Нет, Кеннет, не так. Не поставите ли вы мою машину в гараж?
— Ради всего святого, ты прав. Именно так. Мою машину. И в номер. Говорят, там самый красивый бар в мире. Приглашу туда Маларки. Как дела, Маларки? Что нового в катакомбах?
— Нет, Кеннет. Ты все-таки задница, и к тому же плебейская.
— Ты хочешь сказать, моя задница создана для верховой езды? Кстати, если бы не англичане, то в здешних краях до сих пор обитали бы дикари.
— Я рад, что ты пришел к этому выводу.
— Ирландцы убеждены, что детей насылает на них Господь в наказание за похоть. Они вечно твердят, что если бы не дети, то жизнь была бы прекрасна и мы проводили бы время в развлечениях. Потому что мы надрывались на работе, чтобы вам жилось получше, а вы и ломаного гроша в дом не приносите. И чего ради вы корпите над книгами, если можно найти приличную работу на железной дороге?
— Кхе-кхе.
Часы бьют восемь. В воздухе витают запахи еды. Они сидят, вытянув ноги перед собой, прогревая промерзшие на улице кости в хорошо натопленном зале. Вокруг сидят священники с водянистыми глазами на багровых физиономиях. Девственно белые воротнички впиваются в красные шеи, причиняя им нестерпимые муки. Молодые пышные официантки в черных униформах. Ухоженные пальмы. Привлекательным был не сам ресторан, а то, что его окружало. Потому что на улице повсюду была только серая сырость. И она забиралась в ботинки, пропитывала носки и хлюпала между пальцами. А совсем неподалеку находится Ирландский банк. Огромный, круглый, гранитный. А вокруг него — нищета и разврат.
— И в самом деле славно, Кеннет, что мы проводим наш прощальный вечер в этом уютном зале.
— Ты заметил, какие зубы у этой официантки? Белые.
— И глаза у нее красивые.
— Почему бы мне не жениться на одной из этих девушек?
— В наши дни модно вступать в брак с особами из более низких слоев общества, Кеннет.
