Юрий Мишин - Человек
Глава 7
Осторожно поднявшись по скрипучим деревянным ступеням в спальню, расположенную в дальнем углу мансарды Муромцев убедился, что Алена спит. Дрыхнет без задних ног, как и положено любому нормальному человеку в шестом часу утра. Потом он спустился на первый этаж и, не зная, куда себя деть от безделья, принялся, стараясь не шуметь, бесцельно бродить по небольшому холлу, который Муромцевы иногда использовали как гостиную. Сразу после переезда из города Алена заставила его закупить простые деревянные рамки и развесить по стенам тщательно отобранные ею фотографии. Получилось несколько аляповато, но зато теперь гостям было на что посмотреть.
Сергей остановился напротив черно-белого изображения, которое можно было бы назвать — «Алена ведет прием». Рядом с женой одетой в белоснежный накрахмаленный халат был виден какой-то не в меру упитанный ребенок и небольшой кусочек его… по всей видимости бабушки. На следующей фотографии Алена была снята у моря. В купальнике и широкополой соломенной шляпе она, на фоне белого круизного теплохода, руки в боки, смотрела в синеющую даль. «Крым, недалеко от Ялты, — вспомнил Муромцев. — Это она сразу после свадьбы. Отдохнули тогда на славу». Целый месяц полного безделья и расслабухи. Пусть на последние стройотрядовские деньги, но зато с шиком и есть что вспомнить. Сергей пытался охотиться между густо поросших водорослями и ракушечником камней, но рыбы почти не было. Только раз мелькнула на грани видимости случайно заплывшая сюда кефаль. Бычки же и прочая прибрежная мелюзга его совершенно не интересовали. В конце концов, Муромцев от расстройства забросил ружье и стал, как выражалась Алена знатным краболовом. Ныряя с маской и ластами, Сергей поднимал с глубины довольно крупные экземпляры и дарил Алене, которая вволю наигравшись, отпускала их обратно.
Потом городской пляж им надоел и Муромцевы за небольшую плату арендовали у какого-то местного жителя лодку. Полученное ими практически за бесценок плавсредство было старым, ржавым, но еще на удивление крепким и вполне мореходным. На взгляд Сергея у лодки был один единственный недостаток. Чрезвычайно тяжелые, неизвестно из чего сделанные весла, которые приходилось каждый вечер возвращать хозяину «бо их жулики нэ спэрли», поднимаясь довольно высоко в гору. Алена говорила, что в конце подъема уставший Сергей сильно смахивает на Иисуса, несущего на Голгофу свой крест. Муромцев, проклиная древнюю конструкцию весел, отвечал жене, что тогда скорее уж на апостола Андрея. Кажется, именно он был рыбаком.
Как бы то ни было, а лодку они брали каждый день. Посудина давала им возможность уплывать далеко от пляжной суеты в небольшие, отгороженные прибрежными скалами бухточки и заводи. Муромцевым, как молодоженам это очень нравилось. Лодка была вся пропитана запахом рыбы. Под решеткой настила хлюпала и плескалась несвежая вода с разнообразным рыбацким мусором. Как ни странно, чистюлю Алену это совсем не смущало. Видимо на отдыхе у нее были совершенно другие понятия о санитарии. Как только Сергей сталкивал лодку в воду и вставлял весла в веревочные уключины, Алена, щуря глаза от солнца и довольно улыбаясь, укладывалась уже порядком загоревшей и местами облупливающейся спиной на среднюю банку. Ноги она либо свешивала прямо в воду, либо переплетала их, покачиваясь вместе с посудиной.
Иногда хозяин давал им слабенький, и такой же древний как сама лодка «Ветерок». С мотором их плавсредство становилось гораздо шустрее. В хорошую погоду оно под управлением Сергея, резво двигаясь «чушиным галопом» поднимало носом «крутую» волну. Лодка хлопотливо тарахтела мотором вдоль берега минут по двадцать, унося Муромцевых в самые укромные уголки южного берега Крыма. Дальше забираться Сергей не решался по той простой причине, что дядя Яша не давал никакой гарантии на работоспособность «Ветерка». «Вин же був вже старый, як чумацкая телега, ишо при Леониде Ильиче, — говорил он, всякий раз провожая Муромцевых до калитки своего небольшого, утопающего в зелени дома».
Вдоволь накатавшись, они забирались в какую-нибудь укромную бухту еще не занятую такими же, как и они, любителями уединения. Обычно там сильно пахло морскими водорослями, выброшенными весенними штормами и давно высушенными солнцем. К нему примешивались запахи соли, нагретых скал и еще чего-то неуловимого. Того, что обычно чувствуется только на берегах южных морей. Нос их посудины, хрустя гравием, застывал, упершись в берег, а корма принималась мерно покачиваться в такт ленивым пологим волнам. Привязав лодку, Муромцевы долго купались, балуясь в воде как дети. Устав Алена поднималась на борт и, перегнувшись через его край, смотрела, как ее Сережка ныряет. Иногда он довольно долго не показывался на поверхности, уходя под нависающую над песчаным дном скалу, сильно ее этим пугая. Потом пробкой вылетал на поверхность, не торопясь вентилировал воздух в полном соответствии с наукой апноэ и снова уходил под воду. Вдоволь нанырявшись, а иногда и просто замерзнув (вода у дна была совсем не теплой) Муромцев тоже забирался в лодку, хватаясь за ее обшарпанный борт, и грелся рядом с Аленой.
Лежа на носовой банке, Сергей смотрел на коричневую, как какая-нибудь папуаска Алену, любуясь ее стройным с большой мерой осторожности, сотворенным природой телом. Все в ней остановилось, не переступив ни на малую толику границ девичьей легкости, все говорило о полете, танце, невесомом воздушном беге. Маленькой головке было так естественно гордо запрокидываться, а талии послушно изгибаться в полном соответствии с желаниями их хозяйки.
Когда жара становилась невыносимой, они прятались в тени скал. Потом снова купались, а к вечеру здоровый голод гнал Муромцевых сначала на лодочную стоянку, а потом в ближайшее кафе. С самого начала они облюбовали «Коралл» с его простой, но вкусной кухней и вполне приличным домашним вином. Там они сидели довольно долго, слушая музыку и даже иногда танцуя. Сергей не любил и не очень умел танцевать, но всегда поддавался на уговоры жены, стараясь ее не обижать, понимая тягу молодой женщины к ритмичному движению под негромкую музыку. По мере приближения вечера жаркий полуденный блеск солнечных зайчиков на поверхности лежащего внизу моря сменялся бирюзово-сиреневыми разводами.
Алена всегда внимательно следила за тем, как расплавленный медно-красный диск солнца сначала медленно, словно нехотя, а потом все быстрее и быстрее снижаясь, сначала слегка касался сверкающей на горизонте полоски воды, а потом плавно погружался в темнеющую буквально на глазах воду.
Иное дело небо. Почти сразу, как заходило солнце, далеко на горизонте загоралась первая звезда. Вокруг неё, осторожно тронутая темнотой синь, вдруг начинала насыщаться васильковым оттенком. Чистым и глубоким. Дальше на Запад синева переходила в размытую светящуюся зелень, которая постепенно бледнела, пока не растворялась совсем в желто-розовом зареве. Там поверхность моря, приобретала те же самые оттенки и, уже трудно было различить, где между ними проходит почти незаметный для человеческого глаза горизонт. К Востоку же, откуда медленно, но верно наступала ночь, жар заката оказывал все меньшее влияние на цвет воды и неба. Там они почти сразу темнели и затаивались в непроглядном мраке.
