Сергей Снегов - Кольцо обратного времени
— Откуда же мне быть в своем уме, если все мы в той или иной степени впадали в безумие? Какое-то остаточное сумасшествие должно же сохраниться… — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Олег, если ты приказываешь, я должен покориться. Прошу: не приказывай! Дай мне вести себя, как задумал!
— Пойдем! — сказал он и вышел первым.
В обсервационном зале были погашены звездные экраны. Впереди, на возвышении, поставили столик, за него уселись Олег и я. Я обвел взглядом зал. Здесь были все мои друзья: люди и демиурги. Позади величавой статуей возвышался Граций, рядом с ним поместился маленький Орлан, в первом ряду сидели Мери и Ольга, а между ними Ромеро. Мери с такой тревогой посмотрела на меня, что я поспешно отвернулся. Зал шумел. Олег постучал по столу, водворяя тишину.
— Вы уже знаете о трагедии в лаборатории и оперативной рубке, — сказал Олег. — Но сейчас мы собрались не для того, чтобы почтить память погибших товарищей. Научный руководитель экспедиции считает, что на корабле обнаружен шпион рамиров. Он представит на обсуждение свои доказательства.
Я встал.
— Прежде чем представлять доказательства того, что на звездолет проник лазутчик врагов, прошу вотировать наказание шпиону. Мое предложение — смертная казнь!
— Смерть? — донеслось до меня возмущенное восклицание Ромеро.
Его голос заглушили протестующие выкрики из зала. Не только люди, но и демиурги негодовали. Я спокойно ждал тишины.
— Да, смертная казнь! — повторил я. — На Земле уже пятьсот лет не совершаются казни. Казнь — пережиток древних времен, рудимент дикарской эпохи. Но я настаиваю на ней, ибо шпионаж — тоже пережиток варварства. Наказание за бесчестный поступок должно содержать в себе бесчестье.
Ромеро поднял трость.
— Назовите преступника, адмирал! Опишите преступление. И тогда мы решим, заслуживает ли он смертной казни.
Я холодно сказал:
— Казнь должна быть вотирована до того, как я назову имя преступника.
— Но почему, адмирал?
— Мы все здесь — друзья. И когда я назову шпиона, вы не сможете сразу отделаться от многолетней привычки считать его другом. Это скажется на вашем приговоре. Я хочу, чтобы каре было подвергнуто само преступление.
— Но смертной казни вы требуете для члена экипажа, который, по вашим словам, очень нам близок, а не для преступления как такового.
— Если бы я мог осудить преступление, презрительно игнорируя преступника, я бы пощадил его. К сожалению, преступление неотделимо от преступника.
— Воля ваша, адмирал, до того, как назовут имя, я не проголосую за наказание.
— В таком случае, я вообще не назову его. И он останется невредимым. И будет продолжать свое черное дело. И, выдавая наши планы рамирам, сделает невозможным вызволение звездолета.
Заговорил Олег:
— В старину существовал кодекс, карающий за преступление вне зависимости от личности преступника. Эли предлагает восстановить обычай заранее определять наказание за еще не совершенные преступления, чтобы предотвратить их. По-моему, это правильно.
— Но, по словам Эли, преступление уже совершено и преступник имеется, — подал реплику Ромеро. — Зачем тогда устанавливать ценник преступлений, прикрываемый благозвучным словом «кодекс»? Давайте судить преступника вместе с преступлением.
Олег отвел возражение:
— Доказательства преступления еще не представлены, имя еще не названо. Мы имеем право вести себя так, будто рассматриваем лишь возможность злодейства. Я за кодекс, или, по-вашему, ценник преступлений.
Упрямое лицо Ромеро показывало, что он будет противиться. Я знал, как сразить его. И не постеснялся громко сказать:
— Вы держите себя так, Ромеро, будто опасаетесь, что подозрение в шпионаже падет на вас!
Он хотел что-то запальчиво крикнуть, но сдержался. Ответ был не лишен достоинства:
— Если бы я опасался за себя, я проголосовал бы за казнь.
— Может быть, вы страшитесь, что неназванный преступник будет вам дороже себя, Ромеро?
Он ответил угрюмо:
— Хорошо, пусть по-вашему… Голосую за казнь преступнику… если преступление докажут!
— Будем голосовать, — сказал Олег. — Кто — за?
Лес рук поднялся над головами. Олег обратился ко мне:
— Называй преступника, Эли, и представляй доказательства.
Я знал, что первая же моя фраза породит шум и протесты. Через самое трудное я уже прошел — когда метался в запертой комнате, когда в последний раз стоял перед трупом Оана, когда в отчаянии, ночью, затыкал ладонью рот, чтобы не разбудить Мери стоном, которого не мог подавить.
Я постарался, чтобы мои слова прозвучали спокойно:
— Шпион наших врагов — я.
8
Ответом было ошеломленное молчание.
И единственным звуком, разорвавшим молчание, стал горестный возглас Грация:
— Бедный Эли! И он тоже!.. — И снова установилось молчание.
Я всматривался в зал и открывал на всех лицах одно и то же выражение горя и сочувствия. Лишь Мери, смертельно побледневшая, прижавшая обе руки к груди, не поверила, что я болен, она-то знала, что безумие меня не коснулось.
Ко мне подскочил Осима.
— Адмирал, все будет в порядке! Я провожу вас в постель. — Он потянул меня из зала.
Я отвел его руку. Олег обратился к залу, скованному, как спазмой, все тем же испуганным молчанием:
— Не отложим ли заседание? Мне кажется, электронный медик…
Ромеро прервал Олега ударом трости о пол.
— Протестую, — сказал он, вскакивая. — Вы ищете легкого решения, но легких решений не существует. Адмирал Эли здоровее любого из нас. И мы должны его выслушать.
— Вы единственный, кто не поражен, Ромеро, — заметил я.
Он ответил с вызовом:
— Я ждал именно такого признания, Эли.
— Стало быть, продолжаем? — спросил Олег у зала.
Раздалось несколько голосов: «Продолжаем! Продолжаем!» Большинство пребывало в прежнем молчании. Осима, недоуменно поглядев на мрачного Ромеро, возвратился на место. Олег сказал:
— Говори, Эли.
Я напомнил о признании Оана, что Жестокие боги проникают в среду аранов в облике паукообразных, чтобы иметь информацию о их жизни. Но кто такие араны? Деградирующая цивилизация, суеверная, бессильная. На что они способны? Чем опасны? Не следует ли отсюда, что, встретясь с несравненно более мощной цивилизацией, рамиры утроят свою настороженность, постараются заслать в нее значительно больше шпионов, чем к безобидным аранам? И мы знаем, что лазутчик рамиров проник в нашу среду, что его звали Оаном, что Оан раскрыл наши планы своим хозяевам и те сумели сорвать их.