Владимир Михайлов - Кольцо Уракары
— Вряд ли это будет здесь. Скорее тебя подберут и отвезут куда надо. У тебя с собой есть что-нибудь?
— Нет. И ни к чему.
— Тебе виднее.
На всякий случай я решил объяснить:
— Я свою сумку оставил в камере хранения на входе, все в ней. Номер четыре-восемь-четыре-шесть. В случае чего… Если у меня возникнут сложности…
Ариана понимающе кивнула:
— Не беспокойся. Сохраню. Где меня найти — уже знаешь.
— Спасибо, что проводила. Иди — у тебя же свои дела, наверное…
— Всех дел не переделаешь. Но вам мешать не собираюсь. Всего, душа моя. Еще увидимся.
— Хотелось бы, — от всего сердца ответил я. Но Ариана уже слилась с темнотой, какая бывает только в тропиках — к тому же не знающих лунного света.
Я приготовился к долгому ожиданию, поскольку даже третий глаз не обнаружил поблизости ни души. Но ждать мне пришлось очень недолго, и все получилось вовсе не так, как я предполагал.
«Местечко» прибыло в точку рандеву почти сразу же после того, как исчезла Ариана. Именно прибыло, поскольку для конфиденциальной беседы мой предполагаемый партнер использовал очень неплохой прогулочный катер с хорошим запасом хода и надежный по мореходности. Такие сдавались тут напрокат за очень немалые деньги. Этот, однако, был не из арендных, как выяснилось немного позже, Акрид и был его владельцем, хотя мне показалось, что он не стремился афишировать этот факт. Что же, вполне понятно: тогда ему пришлось бы признать, что он является постоянным обитателем Амора, а ему хотелось выглядеть человеком, прилетевшим сюда на недельку-другую просто для отдыха — поскольку в местах, где гости составляют большинство населения, к хозяевам относятся с меньшим доверием, чем к своему брату курортнику; понятно ведь, что хозяева живут именно за счет приезжих, и поэтому туземцев всегда подозревают в намерениях еще хоть немножко надуть, урвать, поводить за нос.
Катер — это было, безусловно, придумано хорошо. По нескольким причинам. Во-первых, потому что никто посторонний не смог бы приблизиться к нам незамеченным, даже будь он подводным пловцом: катера такого класса оборудованы хорошей электроникой, и появление на борту лишнего человека мгновенно вызвало бы большой шум. И не только на борту: даже если бы человек остался в воде и воспользовался остронаправленным микрофоном, его электроника, а с нею и он сам были бы сразу же зафиксированы, последствия вряд ли оказались бы для него благоприятными. То есть катер обеспечивал конфиденциальность. Во-вторых, собеседник владельца катера с момента своего появления на борту оказывался в зависимости от принимающей стороны и вынужден с этим обстоятельством серьезно считаться: он не мог в любой момент прервать переговоры, встать и уйти — ему пришлось бы ждать, пока катер не доставит его на сушу. Я был уверен, что едва приняв пассажира на борт, судно отойдет от берега достаточно далеко, чтобы человеку не захотелось добираться до сухопутья в очередной раз вплавь. В очередной — потому что дно тут отлогое, катер, судя по его размерам и по тому, как далеко от берега стоял он днем, сидит достаточно глубоко, так что ближе он не подойдет и до него мне придется добираться вплавь, если только за мной не пришлют тузик; а его высылать явно не собирались, не зря же Акрид ненавязчиво поинтересовался, умею ли я плавать. Перед тем как плыть, нормальный человек разденется до пределов возможного, чтобы одеться уже потом, на палубе. А раздевшись, он лишается возможности пронести на борт какое-нибудь серьезное оружие. Иными словами, переговоры на катере сразу же ставят хозяина в куда более выгодное положение. И, наконец, в-последних: если в результате переговоров возникнет тело, то не будет никаких забот с его сокрытием: груз к ногам — и за борт. Это, кстати, проясняло кое-какие обстоятельства, до сих пор остававшиеся не вполне ясными. Я не мог не признать, что это было неплохо измышлено. Но у меня не оставалось иного выхода, как согласиться на предлагаемые условия.
Примерно так оно и получилось. С борта промигали мне ратьером: «Выслать лодку затрудняюсь, добирайтесь вплавь». Нахал этот Акрид, конечно, но хорошо, что ход его мыслей оказался для меня понятным. Я разделся и бесшумно вошел в воду, волна была низкой, медленной, теплой. Приятной. Плыть пришлось недолго, с полкабельтова, одежду, аккуратно свернутую, я держал в левой руке над водой и плыл оверармом (стиль не олимпийский, но полезный). С невысокого борта был спущен штормтрап, я ухватился за выбленку, а Акрид, перегнувшись, принял мой узелок. Он не был настолько наивным, чтобы предполагать, что в мою одежду завернут дистант, таким простаком он меня все же не считал. Хотя (я заметил это) не преминул прощупать узелок пальцами. Будь там оружие, он его, конечно, нащупал бы, но оружия не было: я полагал, что мне оно будет ни к чему.
Акрид оказался любезным хозяином: у него была наготове купальная простыня, которой я вытерся. Увидев, что я начал одеваться, он деликатно отвернулся. Вечер был теплым, и я надел свой наряд только для того, чтобы дать ему понять, что сигать за борт не собираюсь, а значит — намерен вести переговоры всерьез и до конца. Да так оно на самом деле и было. Он же, отворачиваясь, как бы показывал, что совершенно мне доверяет и не боится, что я сзади попытаюсь выключить его ударом по голове хотя бы кулаком. Этот его жест, впрочем, малого стоил: и отвернувшись, он прекрасно видел мое отражение в окне надстройки, для такого катера необычно высокой, — и в случае чего успел бы среагировать. Однако я не собирался обходиться с ним круто — во всяком случае, пока.
Когда я, причесавшись, завершил свой туалет, он поинтересовался:
— Хочешь разговаривать на ветерке? Или в салоне?
— Вы хозяин, — ответил я. — Вам виднее, а я заранее соглашусь.
Похоже, это ему понравилось, он улыбнулся:
— В таком случае — приглашаю войти. Там, кстати, найдется, чем подкрепиться, восстановить силы.
От восстановления сил я отказываться не стал: силы мне — полагал я — сегодня еще понадобятся.
В салоне — каюте в надстройке, небольшой по площади, отделанной и убранной так, что заслуживала это название, — столик оказался уже накрытым. Пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы глаза не разбежались так, что потом их и не собрать бы было. Ничего горячего, разумеется, однако вся закуска — мясная, рыбная, салаты — не пахла пикниковой самодеятельностью: все было явно ресторанного производства, каждое блюдо выглядело произведением искусства — даже жалко было разрушать его И возвышавшиеся в центре стола несколько бутылок тояа были не тех сортов, какими торгуют на улице и на базаре.
Акрид искоса наблюдал за мной и явно остался доволен произведенным впечатлением.
