Дмитрий Медведев - Нф-100: Мезозой
65.
Отец умер, когда Кириллу было девять. В тот мрачный день он проснулся, умылся и пошел завтракать - мама напекла оладьи. Усевшись за стол, Кирилл стал ждать отца. Не то, чтобы у них было принято есть всем вместе, это правило носило скорее негласный характер.
Мама позвала отца. Тот не ответил. Тогда, еще не подозревая неладного, она пошла в их комнату. Кирилл остался сидеть один и, когда мать не возвратилась спустя пару минут, окликнул ее. Ответом вновь была тишина. Чувствуя, как сгущается в квартире воздух, каким кислым и едким он становится, мальчик пошел по следу матери. В животе начала разверзаться ледяная воронка, ноги немели на ходу, а пальцы рук стали липкими и холодными.
Он нашел ее в спальне, возле постели. Папа лежал, закрыв глаза и раскинув руки, будто спал. Во всяком случае, выглядело очень похоже. Мама, уткнувшись лицом в еще теплую грудь, в которой уже не билось сердце, содрогалась от молчаливых рыданий. А ведь отец проснулся в этот день раньше всех, умылся, сделал зарядку, потом зачем-то вернулся в комнату и, видимо, там-то ему и поплохело. Надеясь, что боль отступит, он сел или прилег на кровать, и все закончилось.
Странно, но, прокручивая эту картину перед мысленным взором, Кирилл уже не испытывал боли. Совершенно никакой. Вместо нее была только какая-то тягучая, высасывающая силы горечь, но она находилась далеко и глубоко и практически не давала о себе знать.
Прошло девятнадцать лет, и Кирилл, как ни странно, неплохо помнил отца. Это был молчаливый и очень добрый человек с непростой судьбой. Они познакомились с мамой в июне тридцать третьего. Свежеиспеченная выпускница ветеринарного колледжа по имени Лена приехала трудиться в зоопарк тогда еще Калининграда, где и познакомилась с Георгием, которого все почему-то звали Егором. Егор был веселым, добрым и, хоть и зарабатывал немного - а сколько может зарабатывать человек, каждое утро готовящий корм для моржей и морских котиков? - но Лене было с ним хорошо и легко. Правда, о Егоре ходили непонятные слухи.
За пару лет до судьбоносной встречи его обнаружили сотрудники полиции. Весь изодранный и избитый он лежал посреди центральной улицы, пугая своим видом прохожих. Приняв мужчину за бомжа, полицейские, недолго думая, увезли его в волшебное место под названием 'обезьянник'. Польские стражи порядка, кстати, переняли это уникальное решение у проигравших войну русских и даже дали ему такое же название - 'małpiarnia', от слова 'małpa' - 'обезьяна'.
Когда Егор очнулся, полицейские поняли, что все не так просто. Он ничего не помнил, даже русские слова поначалу выходили из него с трудом, мешаясь с неповторимым и нечленораздельным набором звуков. Впрочем, к вечеру того же дня избитый полностью восстановил свои речевые навыки, но память так и не пришла. Не случилось этого и спустя неделю. Забегая вперед, стоит сказать, что память не вернулась к Георгию уже никогда. Все, что происходило с ним до дня, когда кто-то разбил ему об голову пивную бутылку, так и осталось где-то там, отсеченное невидимым барьером. По крайней мере, для окружающих, с коими Егор не имел обычая откровенничать.
Родню Егора искали по всей стране, он мелькал даже на телевидении, и, в конце концов, его с трудом опознали жители какого-то села из Псковской области. Последний член семьи Георгия - мать - умерла буквально за неделю до этого. Кстати, так Георгий Елисеев и получил свои имя и фамилию, именно так его звали односельчане-старики, твердившие беззубыми ртами, что Егорка еще восемнадцатилетним мальчишкой уехал из деревни в Москву и был таков. Как его занесло в такую даль, история умалчивает, да и нет в этом ничего невероятного, ведь тогда была одна огромная страна.
Покумекав, власти Калининграда признали, что ситуация нестандартная, но, проверив архивные документы родителей пропавшего и удостоверившись, что никакой родни больше нет, дали-таки ему новенький паспорт. Кто ж знал, что с документом Георгий проходит недолго.
Деревенский дом уже прилип к чьим-то загребущим рукам, и отец Кирилла даже не пытался за него бороться. Они поженились с матерью все в том же тридцать третьем. На скромной свадьбе два десятка гостей искренне радовались за молодых и желали им счастья, а вечером следующего дня небо над Калининградской областью расчертили обжигающие глаза сполохи, и звук взрывов доходил много позже разрушений. Такого оружия не видел никто и никогда, и противоядия у российских военных не нашлось.
Трескался и раскалывался асфальт, обнажая неприглядное дымящееся нутро разгромленных городских коммуникаций, валились здания, бежали люди, выпучив глаза и ожидая, что их через долю секунды испепелит 'атом'. Атома, кстати, так и не было. Инфраструктуру отработали точечными ударами, а спустя несколько часов в город вошли польские танки. В них не было никакой нужды, область, лишившаяся всего, что способно стрелять, и так не могла себя защитить. Но новенькая натовская техника, загодя переброшенная в Варминско-Мазурское воеводство в рамках учений, наводила на и без того сломленных жителей настоящий ужас своими массивными бортами и гусеницами, сминающими все на своем пути. Все рухнуло.
Руководство области бросилось в ноги победителям, те милостиво приняли ее в свой состав, и уже через полгода возобновилась вполне нормальная жизнь. Люди ходили на работу, новые хозяева взялись ремонтировать то, что порушили и даже больше, словом, для рядовых граждан изменилось мало. Это потом начались языковые комиссии, перенятые у прибалтийских братьев, это потом вскрылись вопиющие случаи стерилизации женщин и мужчин против их воли (жертв даже не ставили в известность). Мать Кирилла, кстати, тоже пострадала от этого и долго лечилась всеми возможными средствами, пока, наконец, не родила его, долгожданного. Но о втором ребенке пришлось забыть раз и навсегда - организм был слишком сильно отравлен и истрепан ядом 'лекарей', переступивших клятву Гиппократа как грязную лужу.
Ей было тридцать, и их с отцом жизнь на удивление налаживалась. Мама давно ушла из зоопарка в администрацию дома культуры, а отец так и работал с животными, но заработок его ощутимо возрос. Слава о Георгии, тихом мужчине с кроткими глазами и волевым подбородком, поползла по всему городу и дальше, люди приезжали даже из-за границы.
Все дело было в удивительном чутье и понимании животных. Георгий умел общаться с четвероногими, что удавалось немногим, и за годы работы в столь непрестижном, но интересном месте, он многое узнал и превратился из талантливого самоучки в признанного эксперта. Он определял, в чем проблема с тем или иным животным, бегло осмотрев его, и первое время лечил без лицензии. Начальство закрывало глаза, пока сверху не погрозили пальчиком. Однако и тогда руководители не бросили талантливого работника и продавили его на краткий курс ветеринарии, а потом и на экзамен. Слышались возмущенные возгласы, но когда Егор исцелил отравившуюся ядом от тараканов таксу, любимую собаку одной большой шишки, недовольные как по команде захлопнули рты и начали искать несправедливость в другом месте.
