Мэттью Мэтер - КиберШторм
Я стоял в приёмной и читал бесконечный анализ произошедших событий, а вокруг меня сновали репортёры. Их интересовал не я — Винс. Он стал известен как создатель mesh-сети, спасшей бесчисленное количество жизней и поддерживавшей порядок в мире, где больше не от кого было ждать помощи.
В mesh-сети были зарегистрированы миллионы звонков и сообщений в службу спасения, были отправлены сотни тысяч фотографий. Люди искали среди них своих близких, пытались понять, что произошло в охватившем город хаосе, а власти выходили на след преступников. Сеть Винса, как её окрестили, продолжала работу.
Я вытащил из кармана мелочь, бросил пару монет в автомат и выбрал латте. Журналисты.
Здесь была и их вина, из-за них ушло столько времени на то, чтобы полностью оценить масштаб бедствия.
Когда пропала всякая связь, а город накрыли штормы, никто из журналистов не мог попасть в центр. CNN и представители прочих каналов расположились в Куинсе и других районах города и сообщали о местных условиях жизни, но никто не знал, что же происходит на Манхэттене.
Мир знал о том, что Нью-Йорк испытывает трудности, но создавалось впечатление, что Манхэттен мирно спит, укрытый толстой пеленой снега. Насколько отчаянная сложилась ситуация, стало ясно лишь после объявления «временного» карантина — тогда-то мир в ужасе увидел, как в Гудзоне и Ист-ривер тонут люди, спасающиеся бегством из города.
Я взял кружку с кофе и подул, чтобы остудить его.
С одной стороны, катастрофа была вызвана людьми, с другой — самой природой, но грань была очень тонкой. Некоторые климатологи во всеуслышание заявляли, что штормы были результатом изменения климата, так что ответственность и за них, и за «Кибершторм» лежала на нас самих. Но если виноват каждый, разве это не то же самое, будто не виноват никто?
— Майк, всё нормально?
Я поднял взгляд. Передо мной в окружении репортёров стоял Винс. Рядом с ним — какая-то пожилая женщина.
— Да, просто задумался.
— Думаю, мы все сейчас часто задумываемся о недавних событиях, — доброжелательно сказала женщина.
— Майк, позволь представить тебе, — официальным тоном продолжил Винс, — Патрицию Киллиам, руководителя моей диссертации из MTИ.[21]
Я протянул руку.
— Очень приятно. Винс много о вас рассказывал.
— Ничего плохого, надеюсь? — с улыбкой ответила она. Я знал, что ей уже за семьдесят, хотя на вид я не дал бы ей и шестидесяти. — Поздравляю вас с рождением дочери.
— Спасибо.
Она всё ещё сжимала мою руку.
— Надеюсь, ты не против, — добавил Винс, — Патриция приехала всего на день, и я хотел, чтобы вы познакомились.
— Я слышала о том, как вы использовали очки дополненной реальности во время той истории в Нью-Йорке, — сообщила мне Патриция. — Просто поразительно.
Я рассмеялся.
— То была, скорее, заслуга Винса.
— Я бы хотела с вами побеседовать, если вам будет интересно.
— С удовольствием.
У неё была такая тёплая, дружеская улыбка, что ей было просто невозможно отказать.
— Но может, немного позже?
Она засмеялась.
— Я хотела бы увидеть Антонину, если вы удостоите меня такой чести.
Я улыбнулся ей и качнул головой в сторону коридора.
— С радостью.
4 июля
— Хочешь увидеть дядю Винса? — прошептал я Антонине.
Она молча посмотрела на меня и сунула пальцы в рот.
— Будем считать, это значит «да».
Я рассмеялся, поднял её и опустил в перевязь у себя на груди. Она была такой крохой. Сегодня она впервые выйдет на улицу, первый раз увидит Нью-Йорк, и я хотел, чтобы он ей запомнился. Мы пойдём в Центральный парк поглядеть на праздник в честь Четвёртого июля.
Как следует устроив Антонину на груди, я остановился на мгновение в заставленной коробками квартире, чтобы попрощаться с ней навсегда.
Подачу электричества и воды восстановили в нашем районе всего через несколько дней после нашего отъезда. Более того, воду дали уже в тот день, когда мы ушли, но в нашем здании полопались трубы. Нам нужно было лишь немного подождать, но нам каждый день обещали всё починить. Кто мог знать, что на этот раз эти слова окажутся правдой?
Погода стала улучшаться ещё до того, как мы покинули город, а когда мы наконец вернулись в начале марта, оказалось, что все коммунальные услуги уже были доступны жителям последние шесть недель, снега на улицах не осталось, и Нью-Йорк сверкал чистотой.
Как будто ничего и не случилось.
Большинство наших соседей выбрались из города до того, как началась его блокада. Когда они вернулись, город выглядел так, будто в нём прошли боевые действия, но вскоре мусор исчез с улиц, двери и окна заменили, а стены покрыли свежим слоем краски.
Людьми двигало маниакальное желание оставить эту историю в прошлом. Семья Лорен, отчаянно пытавшаяся нас найти, даже заплатила, чтобы вычистить нашу квартиру и коридор на этаже. Когда мы вернулись, всё было так же, как прежде.
Не хватало только Тони.
Я вздохнул и в последний раз взглянул на нашу старую квартиру. Грузчики скоро заберут отсюда все вещи и перевезут в новую квартиру в Верхнем Вест-Сайде. Я закрыл за собой дверь и постучал к Бородиным.
— А, Михаил, Антонина, — тепло приветствовала нас Ирина, открыв дверь. Александр сидел перед телевизором и на этот раз не спал. Он кивнул мне, улыбаясь, и я помахал ему рукой. — Зайдёте к нам перекусить?
— Как-нибудь в другой раз, — пообещал я. — Я хотел попрощаться с вами и ещё раз поблагодарить за всё.
Они держали у себя членов банды Пола, пока их не забрал сержант Уильямс. Те, как и все остальные, едва не умерли от голода, но больше им в те дни ничто не угрожало.
Казалось, Бородиных никак не затронула катастрофа. Может, их даже удивляло, из-за чего все так переполошились, но следует помнить, что они пережили нечто куда более страшное — блокаду Ленинграда, во время которой население города с четырёх миллионов сократилось до полумиллиона за семьсот восемьдесят дней осады, в то время как «Кибершторм» продлился всего тридцать шесть.
В Ленинграде погибло более двух миллионов, а здесь — только семьдесят тысяч. Только семьдесят тысяч.
Но могло быть гораздо хуже.
— Мы с вами ещё увидимся, хорошо? Придём в гости к Антонине и Люку, — сказала Ирина, привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. Затем поцеловала в розовую головенку и Антонину.
— Будем ждать, — ответил я.
Мы посмотрели друг на друга, она кивнула и вернулась к плите, оставив дверь приоткрытой.
Я повернулся и пошёл дальше по коридору. По тому самому коридору.
Стоило закрыть глаза, и я мог увидеть диваны и кресла вдоль стен, людей под одеялами. А самым стойким воспоминанием был запах. Ковры убрали, обои переклеили, но я всё равно чувствовал его. Но, тем не менее, этот коридор был нашим убежищем, и у меня остались тёплые воспоминания о тех моментах, когда мы сидели плечом к плечу и делили друг с другом каждую крошку.
Пэм и Рори остались в живых — так же, как и все, кто остался, когда мы уехали. Мы заходили к Пэм и Рори, но не говорили с ними о крови. Об этом не было нужды вспоминать. Если подумать, они странным образом не нарушили своей веганской диеты: кровь жертвовали добровольно, и они никому не причинили вреда.
Не повидались мы только с Сарой. Её здесь уже не было, когда мы вернулись.
Для сержанта Уильямса поиск Пола стал личной целью. Благодаря фотографиям с ноутбука Винса, тот обвинялся в нескольких убийствах. Когда его поймали, открылась полная история. Хотя у Ричарда не было недостатка в деньгах, он влез в крупный долг и вместе со Стэном и Полом принял участие в кражах личностей, жертвами которых стали бизнесмены, живущие за городом и пользовавшиеся услугами их сервиса по аренде лимузинов. О судьбе Ричарда никто не спрашивал, и он стал ещё одним из тысяч пропавших без вести.
Личность Лорен украл он, поэтому, скорее всего, он и пытался втереться в доверие к её родителям, чтобы добыть о них больше информации. Но с началом катастрофы всё вышло из-под контроля. Пол шантажировал Ричарда, угрожая рассказать о его участии, если он не поможет нас ограбить.
И тогда события покатились под склон снежным комом. Мы подозревали, что смерть девяти человек на втором этаже не была случайностью, но никаких доказательств у нас не было.
Я подошёл к лифту и едва не нажал на кнопку, но передумал и решил спуститься по лестнице.
Ступени отдавали знакомым глухим звуком под каждым моим шагом. На первом этаже снова работали фонтаны, а перед ними красовался аккуратный японский садик. Я предпочёл выйти через заднюю дверь.
Стоило выйти на улицу, мне в лицо ударил тёплый порыв ветра, а уши заполонил привычный шум города. Вдали трещал отбойный молоток, к нему присоединялся хор автомобильных гудков, а завершал эту какофонию шум вертолёта. Я бросил взгляд на Гудзон и увидел мачту проплывающей мимо яхты.
