Сергей Павлов - ЛУННАЯ РАДУГА
«Ну а в тебе, я вижу, бурлит неугомонная пылкость Востока. Панцирь — это прежде всего наше самообладание. Пора бы тебе отличать свойства десантника… бывшего, правда… от свойств черепахи».
«А тебе зону СК, будущую, правда, от безмятежного существования глубокоуважаемого ветерана».
«Стоит ли так прямолинейно, Тимур?… Какая, собственно, надобность им изолировать нас?»
«Найдут. Если мы сами откажемся от обсуждения этой надобности».
«А, вот как! Ну, давай покопайся в нашем болоте, поищи аргументы для причин изоляции. Начинай», «Безопасность общества — высший закон».
«Этот твой аргумент основан на доводе, который сам еще требует доказательства. Ты опасен для общества?»
«Я?… Что за чепуха! Нисколько».
«И я неопасен. Я опасен для состояния нервной системы своей жены, но не для общества в целом. А это другое дело. Жена — самостоятельный человек и может в любой момент свободно уйти… Я не думаю, что у Лорэ и Йонге в этом смысле все обстоит по-иному».
«Но так думаем только мы — четыре жалкие единицы всего земного сообщества…»
«К счастью, не только мы. Нам выданы бессрочные пропуска на планету Земля и копни актов обязательного медосмотра для бывших работников Внеземелья. В сумме, Тим, это серьезный юридический документ. И чтобы упрятать нас в зону СК, обществу потребуется ни много ни мало — кардинально пересмотреть соответствующие законы Мировой Конституции. Это не просто…»
«Но возможно».
«А на каком основании? Мы ведь не заразные, как „резиновые паралитики“, и не чокнутые, как „синие люди“. За десять лет мы никого не заразили и никому не причинили ни малейшего вреда. Напротив, были полезны для общества. Десять лет, по-моему, вполне достаточный срок гарантии. Хотя бы просто для того, чтобы нас оставили в покое».
«А по-моему, Дэв, ты упускаешь из виду одно принципиально важное обстоятельство. Мировая Конституция как регулятор общественных правоотношений существует исключительно для людей. О нелюдях там не сказано ни единого слова. Как быть?»
«На этот вопрос я отвечу не раньше, чем будет доказано, что я действительно нелюдь».
«Ну а если… За доказательствами далеко ходить не придется. Наши биоэнергетические параметры временами чудовищно отличаются от тех же параметров нормальных людей. Разве этого не достаточно для юридической аттестации понятия „нелюдь“? И чего в таком случае стоит вся твоя казуистика?»
«А твоя? „Чудовищно“ — сильное, конечно, слово, но это еще не критерий. Грамотная аттестация понятия — дело сложное, тонкое и трудоемкое».
«Что ж, применят критерии посолиднее».
«Но их пока нет. И вопреки твоему убеждению, Тим, за ними придется ходить далеко. А главное — долго».
«Я думаю, дождемся. Мы очень медленно стареем, Дэв. Внешне мы выглядим почти точно так, как десять лет назад. Никто не верит, что мне сорок шесть. Люди уже начинают обращать на это внимание».
«А мне каково? Жена на три года моложе меня, а выглядит старше. Кое-кто уже начинает себе позволять неуместные, шутки по этому поводу».
«Долгожители… Будь оно проклято! И если бы не мальчишки, которых у меня две сотни… Устал я, Дэв. Странно как-то устал. Хотелось бы знать, сколько мне там отпущено… щедрой рукой Внеземелья».
«Может быть, много, Тим. А может быть, и с воробьиный нос. Так что не суетись. В отличие от нормальных людей мы ничего не ведаем ни о будущей жизни своей, ни о будущем своем конце. Вот это, видимо, серьезный критерий для аттестации понятия „нелюдь“… Вполне может случиться, что завтра мы протянем ноги из-за какой-нибудь ерунды. Скажем, во время магнитной бури. Или от слишком холодной воды…»
«Или от жгучего любопытства своих соплеменников. Н-да… Хорошо угадать бы ровно в тот день, когда юридически мне запретят называть себя человеком».
«Если так, жить тебе долго. Потому что, когда наконец нас раскроют, мы войдем в полосу чертовой уймы юридических казусов. Правоведы будут здесь разбираться сто лет… И знаешь, чем это может закончиться, Тим? Парадоксальным на первый взгляд и очень для нас любопытным определением!..»
«Оставят за нами Права Человека, признав, что мы безопасны для общества?»
«Мало того! Признают, что общество опасно для нас!.. Ведь если отбросить предвзятость, то, по сути дела, так оно и есть!»
«Ах, черт побери! Да не все ли равно, как нам будет предложено выйти вон из рядов человечества — шагом назад или шагом впереди! Кто мы такие без общества? Вне его? Нули. Экскременты Дальнего Внеземелья…»
«Ну хорошо… Впрочем, хорошего мало. Каковы твои намерения?»
«Еще не знаю. Вся беда в том, что ж ничего еще не знаю… Одно бесспорно: жить так дальше нельзя. Я уже ощущаю потребность сделать попытку установить с обществом обоюдочестный контакт. Я плохо себе представляю, когда и с чего тут можно начать, но я подумаю… и попытаюсь».
«Попытайся. Тебя грызет ностальгия определенного рода… Полагаешь, меня она не грызет? Но между нами та разница, что ты питаешь надежду как-то избавиться от нее, а я — нет. Я вижу: тут уже ничего не поделать… Согласно каким-то законам развития общество периодически плавится, как металл, и в переплавке, естественно, отторгается шлак. Тимур, хочешь ты того или нет, но мы с тобой отработанный шлак нашего общества. Слово „тимур“ на языке одной из ветвей твоих предков, кажется, означает „железо“? Теперь твое имя звучит как насмешка…»
«Оставь мое имя в покое. Моя надежда — это все-таки надежда. А что остается тебе?»
«Я буду противиться ненужным, на мой взгляд, контактам. Независимо от того, какие общественные институты попытаются мне их навязать. Не хочу… Не верю в обоюдочестный контакт. Он просто не может быть обоюдочестным. Несложно представить себе, до какой степени здесь неравно соотношение интересов… К сожалению».
«Я хотел бы надеяться, что абсолютное тождество нравственных качеств нашей четверки и общества в целом не исключает возможности компромисса».
«Компромисс? То есть расскажешь о мелочах типа церебролюбительской связи, электромигрени и „черных следов“, утаив остальное? И при этом отчаянно попытаешься убедить сограждан планеты, что твоя откровенность по поводу неприятностей Дальнего Внеземелья в принципе бесполезна для общества, но была бы очень вредна для тебя самого? Полагаешь, это твое заявление даст тебе право остаться в рядах человечества? Черта с два, как сказал бы один мой приятель. И в конце концов, соблюдая свои интересы, общество непременно вернет тебя в Дальнее Внеземелье и вновь заставит барахтаться в жуткой трясине того состояния, выбраться из которого тебе в свое время стояло… сам знаешь чего. И когда ты там превратишься в объект бесконечных, неимоверно болезненных для тебя я, как потом выяснятся, бессмысленных, никому не нужных экспериментов…»
«Поймешь наконец, что условия для обоюдочестных контактов самой природой нашего гнусного положения просто не предусмотрены. Тот редкостный случай, когда смирение равносильно сопротивлению».
«Ты думаешь, я не ломал над этим голову дни и ночи? Однако альтернативы не вижу.».
«Как там записана твоя вилла в адресной книге Копсфорта? Вилла „Эдвенчер“? [2] «Да. Ну и что?»
«Ничего… Назовите ее: вилла „Элиэнейшн“. [3]
Нортон опоздал к завтраку на полтора часа.
Он кивнул, здороваясь с Фрэнком, я ничего ему не сказал. Извинялся перед Сильвией за опоздание и сказал ей, что она сегодня выглядит великолепно. Ушел в душевую, быстро вымылся, переоделся. Сел к столу.
За столом говорили мало, и почти весь завтрак прошел в молчании. Нортон похвалил еду, заметив, что на этот раз Сильвия превзошла сама себя. Ел он по своему обыкновению размеренно, как автомат, и по отсутствующему выражению его лица невозможно было понять, что же он при этом чувствует на самом деле. От него разило холодноватым запахом одеколона. «Антарктида»?»
— подумал Фрэнк. Надо было что-то говорить, и он спросил о программе Большого родео. Нортон ничего об этом не знал. Видимо, пытаясь поддержать разговор, Сильвия спросила брата, на чем он приехал.
— На элекаре, — ответил Фрэнк.
— Тогда откуда у тебя мопед?
— Я бросил свой элекар на станции техобслуживания. Была очередь на подзарядку, ждать не хотелось. Прокатный парк элекаров пуст — мне объяснили это большим притоком туристов я предложили взять хотя бы два колеса… Передай мне, пожалуйста, перец. Благодарю… Конечно, смешно гарцевать на мопеде в этом костюме, однако иного выхода не было.
— Ты можешь взять мою машину. Она, правда, женской модели… — Сильвия посмотрела на мужа. — Дэв, а что случилось с твоим элекаром?
Нортон промокнул губы салфеткой. Ответил:
— Надоел он мне. Заведу, пожалуй, другой. Джэга ты покормила?
— Ну разумеется. Почему не видно нигде Голиафа?
![Айзек Азимов - Второй Фонд [Вторая Академия]](/uploads/posts/books/116879/116879.jpg)
