Тимур Литовченко - Число зверя, или Лейтенант дьявола
1994...1998 г.г.
2260...2664 г.г.
А вот это плохо, совсем плохо! Выходит, зверь может явиться не через пять лет, а уже в будущем две тысячи шестьсот шестидесятом году! Нельзя мешкать...
Мамочка обвела притаившуюся в углах тьму строгим взором ревизора, входящего в инспектируемое учреждение. Следующий вопрос был такой:
"Но во всех твоих рассуждениях, между прочим, есть малюсенький изъян: в "Откровении" описан конец света, а у тебя в указанные годы никакого конца не наступает. Как же быть?"
И вновь помогла старушкина книга, однако на этот раз не философская, а обыкновеннейший роман. Правда, герои его как раз спорили на отвлечённые темы, и вот что говорил один из них:
"Только ограниченный человеческий разум воспринимает природу в таком же ограниченном виде. Только человек мог вообразить такую нелепость как Страшный Суд, за которым следует конец всему миру, чего с трепетом ожидает каждое поколение. Отнюдь! Со смертью человека мир продолжает существовать. И будет существовать, даже если человечество исчезнет вовсе".
- Вот и ответ, - бойко произнесла вслух Мамочка. - Надо лишь правильно понять "Откровение": суд повторяется периодически, его и в самом деле испытывает поколение за поколением. И период этот - число зверя.
Но тьма не сдавалась! Повинуясь её голосу, Мамочка сняла с полки очередную книгу и прочитала:
"Согласно принятому у евреев летоисчислению, "сотворение мира" произошло в 3760 г. до н.э., а "потоп" - в 2104 г. до н.э."
И тьма возмутилась: "Как же так! Ведь этот самый три тысячи семьсот шестидесятый год и отдалённо не напоминает три тысячи девятьсот девяносто шестой. В таком случае, от какого из них считать?"
- От обоих, - с уверенностью сказала Мамочка. - Одни люди верят в одну дату, другие - в другую, а каких больше - неизвестно. И раз всё это выдумки, почему бы не считать сразу от обеих дат... Нет, даже от всех трёх! И от две тысячи сто четвёртого года в том числе!
Мамочка полистала "Бытие" и убедилась, что "потоп" был, по сути, уничтожением человечества и созданием нового. И повторила твёрдо:
- Да, существует как минимум три цепочки дат, и сейчас я определю их. Всем назло, вот!
Вернувшись к кровати, она произвела в блокнотике необходимые расчёты, и столбец цифр предстал наконец в завершённой форме:
4 г. до н.э. ...0 г.
236 г.
560 г.
662...666 г.г.
902 г.
1226 г.
1328...1332 г.г.
1568 г.
1892 г.
1994...1998 г.г.
2234 г.
2558 г.
2260...2664 г.г.
Только ради удобства Мамочка не стала вписывать сюда даты, идущие до Рождества Христова, иначе столбик был бы гораздо более внушительным.
"Но у тебя же нет ни единого доказательства!!!" - завопила во все глотки тьма, раздосадованная собственной неосторожностью, из-за которой Мамочка догадалась о существовании ещё двух последовательностей.
А на часах уже без четверти три ночи... Ничего себе!
Почувствовав огромную усталость, Мамочка зевнула, сладко потянулась и сказала:
- Доказательства будут. Завтра же. Надо только как следует покопаться в книжках, в старушкиных и... может, в библиотеку... в библиотечных...
Но мысли уже путались, а глаза начали слипаться. Положив под подушку "Апокалипсис" и блокнотик с вычислениями, Мамочка поудобнее устроилась в постели, погасила свет и с чувством выполненного долга уснула.
Но в эту ночь ей снился странный и страшный сон. Огромный голый человек с леденящим душу пронзительным взглядом янтарно-жёлтых глаз, похожих на тигриные, с гладко выбритым тяжёлым квадратным подбородком и презрительно поджатыми тонкими губами медленно выплыл из клубящегося серо-чёрного тумана, с грубоватой бесцеремонностью владыки мира наставил на Мамочку палец и спокойно пообещал: "Я тебя насквозь вижу. Ты решила непременно собрать доказательства. Так вот, если посмеешь добыть хоть одно из них, тебя убьют. Запомни это".
День десятый
Библиотечный день
Ночью Мамочка не проснулась ни разу, слишком уж плохо выспалась накануне и слишком устала за прошедший столь необычно день. Но право же, лучше было бы, если б она не спала вовсе! Всё равно ночь не принесла долгожданного отдыха, ибо снился ей всё тот же мутный серо-чёрный туман да его порождение - огромный голый человек... Или наоборот?! Нельзя сказать наверняка. И если сны врут, то врут, увы, слишком натурально.
Туман то успокаивался, почти застывал, лишь слегка подрагивая, то вновь начинал бурлить. Тогда-то из него и выходил тот самый голый человек и заговаривал с Мамочкой.
Правда, не всегда он был голым. Пару раз на его плечах оказывался старинный чёрный бархатный плащ, свисавший до пят, с подкладкой алого шёлка. Когда же он был без плаща, Мамочка поражалась удивительно пропорциональному сложению его тела, выпуклой рельефной мускулатуре и гладкой коже без единого волоска, умащенной какими-то маслами. При первых же признаках приближения этого страшного человека Мамочку охватывало оцепенение, сходное с параличем. Человек выплывал из тумана, заговаривал с ней спокойно, ни разу не повысив голос ни на йоту, исчезал в клубящейся мгле и вновь появлялся. И говорил, говорил...
"Да ты подумай только, глупая, неразумная женщина: во что ты ввязываешься?" - спрашивал он, пристально глядя Мамочке в глаза. - "Это же война, натуральная война. А готова ли ты сражаться? Война всегда была делом мужчин".
- Я читала про амазонок, - едва шевеля омертвевшими губами, шептала во сне Мамочка.
"Амазонки в итоге были побеждены", - холодно возразил человек. - "Но тебе нельзя равняться даже на них. Только погляди на себя в зеркало. Ничего себе Ипполита... Ты даже не Прекрасная Дама, про которую писал Блок, куда уж тебе до амазонок. Пойми, глупая женщина, ничто не мешает мне раздавить тебя. А раздавить кого угодно я могу в два счёта, ты у меня в руках".
На ладони человека как по волшебству появилась крохотная восковая фигурка, в которой Мамочка с ужасом узнала себя. Человек сжал кулак, из него вытекли вязкие струйки растаявшего воска и тут же застыли, вытянувшись в воздухе длинными нитями.
"Вот так", - презрительно бросил он через плечо, вытирая руку о подкладку плаща и исчезая в тумане.
- Но ты же не уничтожил меня до сих пор, - с отчаянно бьющимся сердцем возразила Мамочка, когда человек явился вновь. - В таком случае объясни, почему я ещё жива.
Надменная усмешка искривила тонкие губы, но голос остался по-прежнему ровным и совершенно бесцветным:
"Тебе не откажешь в некоторой сообразительности, женщина. Что ж, буду с тобой предельно откровенен. Я многое мог бы сказать тебе. Например, что пока ты только хочешь ввязаться в бой, но ещё не успела сделать против меня ни единого выпада. Твои вычисления в блокнотике можно считать пустячным упражнением... Так же, как и ответные действия моих подчинённых - маленьким предупреждением тебе".
