Джон Уиндем - Том 5. Жизель. Ступай к муравью
Я посмотрела на отвратительную гору, прикрытую атласным одеялом, которая теперь была моим телом, и содрогнулась. Мне хотелось, чтобы Доналд утешил меня, любил меня и уверил бы меня, что все это лишь сон, который обязательно кончится. В то же время я была в ужасе от мысли, что он может увидеть меня такой толстой и неуклюжей. Но тут я вспомнила, что он уже никогда, никогда больше не увидит меня, и слезы вновь покатились по моим щекам.
Остальные обитательницы палаты продолжали смотреть на меня с недоумением. Прошло полчаса. Вдруг дверь отворилась, и целый взвод маленьких женщин, одетых во все белое, вошли в палату. Они быстро разделились на пары, ставшие по обе стороны каждой кушетки. Закатав рукава и сняв с нас одеяла, они принялись за массаж.
Сначала мне это понравилось и даже действовало несколько успокаивающе. Потом стало нравиться все меньше и меньше, а затем я нашла то, что они делали, неприличным и даже оскорбительным для себя.
— Хватит! — сказала я резко той, что стояла справа от меня.
Она остановилась на минутку, приветливо, но слегка нерешительно улыбнулась мне, а затем продолжила свое дело.
— Я же сказала, хватит! — воскликнула я и слегка оттолкнула ее.
Она посмотрела на меня обиженно, хотя на губах у нее сохранялась все та же профессиональная улыбка. Не зная, что делать дальше, она переглянулась со своей партнершей по другую сторону постели.
— И вы тоже не трогайте меня больше, — сказала я.
Однако та и не думала останавливаться. Тогда я протянула руку и оттолкнула ее. Но, очевидно, я не рассчитала силу своей могучей руки, и она отлетела на другой конец комнаты, споткнулась и упала. Все застыли, глядя то на нее, то на меня. Испуганная, первая все же двинулась ко мне, в то время как вторая, плача, поднималась с пола.
— Лучше держитесь от меня подальше, маленькие бестии, — проговорила я угрожающе.
Это остановило их. Они отошли в сторону и в расстроенных чувствах переглянулись друг с другом. Тут в палату вошла старшая санитарка.
— В чем дело, мамаша Оркис? — спросила она.
Я рассказала ей обо всем. Она удивленно посмотрела на меня.
— Но это же обычная лечебная процедура, — возразила она.
— Только не для меня. Мне это очень не нравится, и я больше этого не допущу.
Старшая смущенно стояла, не зная, что делать дальше.
В это время с другого конца комнаты раздался голос Хейзел:
— Оркис свихнулась — она нам тут рассказывала такие отвратительные вещи! Она настоящий псих!
Старшая посмотрела на нее, затем перевела взгляд на ее соседку. Та утвердительно кивнула головой.
— Идите и доложите обо всем, что здесь произошло, — приказала старшая санитарка двум ревущим массажисткам. Они удалились в слезах. Старшая, еще раз внимательно посмотрев на меня, последовала за ними.
Спустя несколько минут остальные массажистки собрали свои принадлежности и тоже покинули палату.
— Это было просто гадко, Оркис, — сказала Хейзел. — Ведь бедняжки только делали то, что входило в их обязанности.
— Если у них такие обязанности, то мне они не нравятся, — возразила я.
— Ну, и чем это все кончится, как ты думаешь? Их просто высекут, вот и все. Но, наверно, тут опять виновата твоя плохая память, а то ты бы помнила, что прислуга, чем-то огорчившая мамашу, всегда подвергается наказанию, не так ли? — спросила она ядовито.
— Высекут?! — повторила я в полном недоумении.
— Да, высекут, — передразнила меня Хейзел. — Но тебе, конечно, нет до этого никакого дела. Не знаю, что там с тобой случилось в Центре, но результат получился отвратительный. По правде сказать, ты мне никогда не нравилась, хотя другие считали, что я не права. Но, теперь-то все убедились, какая ты на самом деле.
Все молчали, и было ясно, что они вполне разделяют ее мнение. Антагонизм нарастал, но, к счастью, в этот момент дверь открылась и в сопровождении всех маленьких санитарок и массажисток в палату вошла красивая женщина лет тридцати. Я с облегчением заметила, что она была нормального человеческого роста. У нее были темные волосы, а из-под белого халата высовывался край черной плиссированной юбки. Старшая санитарка, едва поспевая за ней, рассказывала на ходу что-то про мои «фантазии» и закончила словами: «Она только сегодня вернулась из Центра, доктор».
Врач подошла к моей кушетке, сунула мне в рот градусник и взяли мою руку, чтобы сосчитать пульс. Оба показателя, очевидно, удовлетворили ее. Тогда она спросила:
— Нет ли у вас головной боли или каких-либо других болей и неприятных ощущений?
Я ответила, что нет.
Она внимательно смотрела на меня, а я — на нее.
— Что… — начала было она.
— Да она же сумасшедшая, — вмешалась Хейзел, — она утверждает, что лишилась памяти и не узнает нас.
— И к тому же она нам рассказывала жуткие, отвратительные вещи, добавила другая женщина.
— У нее совершенно дикие фантазии. Она считает, что умеет читать и писать! — снова вмешалась Хейзел.
— Это правда? — спросила доктор с улыбкой.
— А почему бы и нет? Но ведь это очень легко проверить, — живо ответила я.
Врачиха была несколько ошарашена, но затем быстро справилась с собой и снова снисходительно заулыбалась.
— Хорошо, — сказала она, как бы потакая моей прихоти. Она вынула из кармана халата блокнотик и карандаш и подала их мне. Хотя мне было не очень удобно держать карандаш своими толстыми пальцами, я все же сумела написать:
«Я совершенно уверена в том, что все это галлюцинация и вы сами являетесь ее частью».
Когда врач прочитала написанное, не могу сказать, что у нее отвалилась челюсть, но улыбку как бы стерло с ее лица. Она посмотрела на меня в упор. Все обитательницы палаты застыли и глядели на меня, как будто я совершила чудо. Врач повернулась лицом к Хейзел и спросила:
— Так что же она вам все-таки наговорила?
— Жуткие вещи, — немного помолчав, выпалила Хейзел. — Она рассказала нам о существовании и поведении двух полов — как будто мы не люди, а скоты. Это было просто отвратительно!
Доктор поразмыслила некоторое время, а затем приказала старшей санитарке:
— Переведите, пожалуйста, мамашу Оркис в изолятор — я осмотрю ее там.
Санитарки бросились исполнять приказание. Они придвинули к моей кушетке низкую каталку, помогли мне перебраться на нее и покатили меня прочь.
— Ну, — сказала врачиха строго, когда мы наконец остались одни, теперь скажите, кто это наговорил вам столько чепухи о существовании двух полов у человека?
Она сидела на стуле рядом с моей кушеткой, словно инквизитор, допрашивающий еретика, и держала на коленях открытый блокнот.
