Евгений Лотош - Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда
– Похитители! – проворчал Вай. Разумеется, он не ушел бы отсюда даже под угрозой быть расплющенным всмятку этой девицей. Но определить отношения стоило сразу. Итак, он принудительный гость. Но, по крайней мере, не пленник в подвале. – Ладно, что с вами поделаешь, с такими убедительными… Ты что-то говорила о чае, молодая госпожа?
– Да, господин, – кивнула девушка. – Нижайше прошу пройти в дом.
Оставив Вая в столовой под присмотром Палека, Яна ушла в кухню. Репортер с интересом огладывался. Отель являл собой типичный образчик гостиничной архитектуры полувековой давности: два этажа, несколько жилых комнат, несколько служебных помещений, деревянный пол, туалеты и ванные общие на этаж и, разумеется, никакого лифта. Маленький провинциальный отель традиционного стиля, не способный по комфорту конкурировать с современными пятидесятиэтажными чудовищами со звукоизолированными номерами и ковровыми дорожками с ворсом по щиколотку. Однако на обстановке явно лежала печать домашнего уюта. Под потолком висели светильники со стеклянными кистями, а не обычные матовые плафоны, стены коридора и столовой были оклеены обоями, а поверх обоев висели картины.
– Можно посмотреть поближе? – осведомился репортер, кивая на стену.
– Мое величество не возражает, – вальяжно махнул рукой парень. – Смотри и впечатляйся. А я буду смотреть, как ты впечатляешься.
Впечатлиться действительно было чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса – новой звезды, уже достаточно прочно утвердившаяся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки "Расписание дежурств по кухне", в графах которого стояли имена – "Карина", "Цукка", "Майя", "Саматта", "Палек", "Дзинтон". Столбец с именем "Карина" аккуратно перечеркнули с пометкой "До зимников". Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?
Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Кудано, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот… Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.
– Чепуха, – перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. – Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.
– Это… твое, господин? – поразился репортер. – Ты автор?
– Лентяй и бездельник он, а не автор, – Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. – Если бы папа с Цуккой его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.
– То есть Май Кудано – твой псевдоним, господин Палек? – Вай с наслаждением отхлебнул чая, чтобы скрыть замешательство. – Я не думал, что…
– И не думай дальше, – разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. – Не дождетесь, не буду я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему – пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, – со вздохом добавил он. – Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники – что слишком механистично и приземленно…
– И не оценят, пока будешь вместо учебы в Манеже прохлаждаться, – презрительно сморщила нос Яна. – Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.
– Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! – не остался в долгу Палек. – Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: "Весь вечер на арене скулит магистр социологии!" – точно, народ валом повалит, чтобы на такое чудо посмотреть. Как на дрессированную обезьяну в цирке!
– Лика, – зловеще произнесла Яна, – тебе не слишком жарко? Ты чайку не хочешь? А то я могу тебя и напоить, и душ тебе остужающий устроить…
На глазах у Вая, у которого голова пошла кругом, кувшин взмыл со стола в воздух и, угрожающе покачиваясь, завис над макушкой парня.
– Цукке нажалуюсь, – предупредил тот. – Она тебя саму в чае искупает. Заставит два дня на кухне дежурить или в ухо плюнет.
– Ой, испугалась! – фыркнула та, но кувшин все-таки опустился обратно на столешницу.
Ваю захотелось взять себя за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы прийти в себя. Он опустился на табурет возле стола и подпер голову руками. Эти двое перепирались так же, как перепирались бы обычные брат с сестрой. Но назвать их обычными язык не поворачивался. Одна – девиант первой категории. Во имя всех богов, она еще и учится на социолога и поет в опере, если верить тому, что сказал мальчишка! А сам мальчишка – талантливый художник-самоучка, который с легкостью мог бы стать звездой художественных салонов и вернисажей. А еще с ними живет вторая девица-девиант. И красавица-астрономша, разбирающаяся в небесной механике лучше, чем он, Вай, понимает высокую моду. И бывший солдат, заделавшийся археологом. И совершенно загадочная личность по имени Дзинтон Мураций, нежно любящая своих приемных детей, мимоходом ломающая через колено бандитов, до смерти запугивающая собов и при том не гнушающаяся дежурить по кухне. Это не дом, а гнездо уникумов! Ох, если бы только ему удалось сделать репортаж!
– Папа проявился, – тем временем сообщила Яна, сузившимися глазами разглядывая брата. – А то бы я тебе показала, какой у меня голосок!
– Вы еще подеритесь с применением подручных средств! – насмешливо сказал вошедший в столовую мужчина. – Только имейте в виду, что разбитую посуду вычту из карманных денег, будете неделю лапу сосать.
– Вот так всегда, – вздохнул Палек. – Зажимают молодежь, не дают выплеснуть избыток энергии. Ну ладно. Янка, дуэль! В "сто сорок четыре" на традиционной раскладке, я хожу первым.
– Заметано! – кивнула девица. – Если я выигрываю, сегодня вечером дежуришь по кухне вместо меня.
