Ян Вайсс - В стране наших внуков
- Знаю, Доминик Эрбан как раз находится у меня...
- У тебя уже! Вот вездесущий! Покажи-ка мне его!
- До свидания, Евгений Павлович! Только но думайте, что... Я полечу следом за вами, когда немного осмотрюсь в этом мире, и тогда я скажу вам, почему я не мог лететь с вами... Счастливого пути!
Петя отошел со света и дал знак Эрбану. И вдруг ему стало немного стыдно. Он видел, с каким нетерпением юноша бросился к аппарату, - в эту минуту он пожалел о чем-то. Ему не хотелось слышать их разговора, он еще увидел, как лицо инженера Покровского снова просияло, услышал сказанные добродушным басом слова: "Приветствую вас, молодой человек" - и побежал к двери...
В коридоре он подумал о маме, должно быть, потому, что ему напомнил о ней Покровский. Он заторопился в ее комнату. Как могло случиться, что до сих пор он даже не вспомнил о ней?
Правда, у него было так мало времени! Лихорадочные дни сборов и приготовлений, потом разочарование и отчаяние из-за отсрочки и, наконец, неожиданная радость и надежда. Получилось так, что Ольга вошла в его жизнь и заслонила собой образ матери... Сердце Пети сжалось от раскаяния.
Он сию же минуту должен разыскать ее! Ей первой он сообщит об этом важном событии! Было бессердечным с его сроны уделять ей так мало времени, избегать ее До самой последней минуты.
Он с трудом переносил ее жалкие улыбки, за которыми скрывались, как он чувствовал, горе и отчаяние, не хотел слышать ободряющих слов, полных притворного веселья и беззаботности, он бежал от них, цепенел от ужаса, что она вот-вот бросится перед ним на колени и будет умолять его пожалеть ее, остаться с ней...
Бедняжка мама, она всюду ходила за ним, слушала за дверью его комнаты. Ему вспомнился один случай. Она подошла к нему как бы случайно, под предлогом, чтобы стряхнуть пылинку с его плеча, - и вдруг, когда Петя был меньше всего подготовлен к этому, силы оставили ее. Неудержимым потоком хлынули слезы, она порывисто обняла его и зарыдала, а он отворачивал голову, почувствовав на своем лице влагу ее слез...
- Мужайся, мужайся, мама, - сказал он тогда испуганно.
Как он мог, как он только мог быть с ней таким жестоким и дать ей уйти, как бы пристыженной...
Он заметил изъян в характере у Влади, всего лишь маленькое пятнышко, но, увы, проглядел свое собственное мерзкое отношение к матери...
Он повеселел - как она обрадуется, как развеселится, дорогая, родная, как бросится в его объятия, она больше не должна будет выступать в роли мужественной вдовы и матери; слезы, которые брызнут у нее из глаз, будут слезами счастья. И он уже не отвернется от нее и, может быть, сам заплачет вместе с ней и будет просить у нее прощения....
Петя сбежал вниз по лестнице в вестибюль, в котором мама больше всего любила сидеть. Она часто играла здесь на рояле или смотрела в окошечко телевизора на мир, что происходит в нем нового. Но вестибюль был пуст. Не нашел он матери и в библиотеке, в детской тоже никого не было. Владя с Иваном бегали, наверное, где-нибудь в парке или изобретали что-нибудь в своей мастерской. Он пошел- посмотреть в квартиру бабушки, но и там никого не оказалось.
Петя снова взбежал на второй атаж, прошел через зимний сад, комнату для гостей и кабинет отца, превращенный после его смерти в домашний музей. Он думал, что обязательно найдет ее там, среди реликвий, которые она украшала букетами цветов...
Но и там ее не было. Оставалась еще одна надежда, если мать вообще была дома. Петя вспомнил о мансарде. Когда он поднимался в домашнюю обсерваторию, он всякий раз проходил мимо ее двери, но в самой комнатке был, может быть, всего раза два за всю свою жизнь.
Двери были полуоткрыты, он услышал разговор и сразу же узнал голос бабушки.
- Это - хороший чемоданчик! Он такой же величины, как и тот, но сколько в него вмещается! Потому что у него эластичные стенки...
А мама отвечает ей: - 'Говорю вам, ничего ему с собой не нужно! Ведь у него там уже есть свой багаж...
- Еще один свитер, под скафандр. Ночью на Марсе ужасные морозы, ниже сорока градусов. И напульсники, я сама вязала их, и еще один шарф...
- Воздушный корабль становится вое тяжелее, я уже прихожу в ужас от этого...
- Глупенькая, на, попробуй, какой легкий чемодан, как перышко...
- И перышко может оказаться решающим. Ничто, помноженное на сто, уморило осла...
- Еще вот этот пакетик .- изюм в шоколаде, он его так любит. Вспомнит о бабушке, улыбнется, голубчик. И вот эта пачка ваты - в уши, на случай урагана, и все! Закрываю...
- Ах, мама, - послышалось рыдание. Петя представил себе мать в объятиях у бабушки. Он уже хотел ворваться в комнату и разом положить всему конец. Но вот снова говорит бабушка. Она утешала маму, сама чуть не плача: - Ну, поплачь, доченька, никто тебя не видит, плачь, сколько хочешь, выплачь все слезы, завтра чтобы перед всем миром ты выглядела - да что это я говорю "выглядела", - чтобы ты действительно была великой матерью достойной такого сына...
- Нет, нет, этого я не смогу. Я уже заранее знаю - я опозорю его, его и себя...
- Ну и что ж, даже если ты и заплачешь, у тебя есть на это право, доченька, - у кого больше, чем у тебя? Знаешь что? Не пересиливай себя, когда подступят слезы, плачь. Может быть, и Петя выронит слезинку - кто знает?
- Ах, Петя, ему уж будет не до меня, что вы!
Он меня обнимет, что бы ни говорили, но его глаза, его мысли будут уже принадлежать не матери...
- Он еще вспомнит о маме, когда ему придется туго. Знаешь что, девонька? Я положу ему туда еще твою последнюю фотографию...
- Ничего больше не кладите, он станет еще тяжелее...
- Твою карточку корабль выдержит...
Петя не мог больше сдерживать себя. Он взялся за ручку и сильно нажал ее, чтобы женщины подумали, что дверь была закрыта. Когда он появился на пороге, мама тихо вскрикнула. Бабушка быстро поднялась и приняла торжественный вид. Петя засмеялся и широко раскрыл объятия. Мать и бабушка как по команде бросились к нему. Он прижал их обеих к груди.
- Слушайте же...
- Сыночек, ты сам пришел, - начала мать, гладя его по рукаву.
- Я ищу тебя по всему свету, мама. Что вы тут, собственно, делаете? И зачем этот чемодан? - он оттолкнул его носком ботинка...
- Там все, что тебе понадобится и что ты любишь. Даже изюм в шоколаде, - сказала бабушка.
- Ничего мне не понадобится! Я пришел сообщить вам радостную весть...
- Радостную... - повторила за ним мать таким безутешным тоном, словно для нее уже не существовало на свете никакой радости.
Петя засмеялся и, вспомнив, как говорит Иван, сказал, подражая голосу брата:
- А ну-ка, отгадай, мама...
Она ответила сдавленным голосом, словно только что проглотив две слезинки:
