Владимир Михайлов - Михайлов В. Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим
Я и не ожидал, что она поймет это. Но она не поняла и многого другого.
— Они ведь с вами не согласятся…
— Поглядим, — сказал я, изготавливаясь, потому что противник, оправившись от удивления, стал строиться для новой атаки. Они строились очень красиво и убедительно и собирались наступать тремя плотными колоннами. Мечта пулеметчика, подумал я. Но это будет просто мясорубка.
Я вскочил на ноги.
— Рассредоточьтесь, идиоты! — крикнул я им. — Цепью! Перебежками! Кто же атакует колонной, когда у нас авто…
Но окончания они не услыхали, потому что грянул залп и на меня посыпалась хвоя. Тут же последовал второй — точно так же поверх голов, — и они, не вняв доброму совету, двинулись вперед, а в тылу их даже засвистела какая-то пронзительная дудка.
Я вздохнул; мне было тяжело.
— Спрячься, ребенок, и не гляди, — сказал я Анне. — Это не для тебя.
— Нет, — сказала она. — Я хочу посмотреть.
— Если ты увидишь, ты меня больше никогда не…
— Что ж ты не стреляешь? — возбужденно подтолкнула она меня. — Они стреляли уже два раза, а вы молчите. Ваша очередь!
Я повернулся к ней. Глаза ее горели, ей было весело.
«Вот так, — подумал я. — Мы, значит, спасаем это бедное, маленькое, неразумное человечество. Своеобразным способом спасаем мы его! С нами приходит страх! — вспомнил я „Маугли“. — Вот он, страх, страх добротной земной выделки — вот он, в моих руках. Вот прорезь, вот мушка. Длинными очередями, с рассеиванием по фронту…»
Я целился не в макушки деревьев. Я целился в пояс, как и полагается на войне.
Но перед тем, как мягко, плавно нажать спуск, я все-таки поднял ствол чуть ли не к самому небу, словно хотел обстрелять проклятую звезду, из-за которой все и заварилось.
Нет, нельзя, нельзя стрелять в людей, которые смыслят в военном деле столько же, сколько и малые дети — а то и куда меньше, если сравнивать с детьми моего времени, — и к тому же совершенно не собираются убивать меня.
Мы играли на чужой площадке, и надо было — если мы хотели и впредь считать себя порядочными людьми — играть по их правилам.
И я крикнул своим:
— Только не по людям! Ясно?
Они удивленно посмотрели на меня; Уве-Йорген скривился, а Никодим улыбнулся.
— Нет, — сказал он. — Я их только переполошу.
Он прицелился в макушки деревьев и дал очередь.
Шишки так и посыпались на них. Но шишки не убивают.
* * *Как только мы приняли их правила, стало ясно, что это будет игра в одни ворота: их было слишком много, а мы играли все время одним составом, и патронов у нас было в обрез. К тому же — я заранее знал, что так и получится, — нападавшие стали постепенно входить в азарт, и пули жужжали все ближе к нам, глухо стукаясь в стволы или плюхаясь на песок. Сдуру они могли и ранить — случайно, конечно, но нас было слишком мало, чтобы терять людей даже по недоразумению.
— Оставайся здесь, — сказал я Никодиму. — А ты ползи за мной.
Анна послушалась, хотя вряд ли это было ей приятно. Я подполз к Уве-Йоргену.
— Пожалуй, Рыцарь, пора заключить перемирие.
— Если ты собираешься воевать таким способом, — ответил он, не отводя взгляда от наступавших, — то лучше капитулируй сразу. Но скажу тебе откровенно: такая война не по мне.
— Я говорю не о капитуляции, а о перемирии. Нам надо решить, что делать.
— Попробуй, — согласился он нехотя. — Дипломатия — твоя стихия.
— Иди в корабль, позаботься хотя бы об ужине, — сказал я Анне. — Не бездельничай.
Это подействовало, и она не стала возражать. А я улучил миг, когда стрельба чуть ослабела, встал и пошел им навстречу, так же размахивая руками над головой, как их парламентер.
* * *Удалось добиться перемирия на час, поскольку я втолковал им, что такие действия целиком входят в правила той войны, которую вели они. Наступавшие с облегчением прекратили палить и тут же занялись ужином. А мы сели в кружок и принялись совещаться.
— Они не отвяжутся, — сказал Уве-Йорген. — Они всерьез обеспокоены чем-то. И, значит, говорить о мирном, деловом контакте больше нельзя.
— Как бы они ни вели себя, — сказал я, — наша задача не меняется.
— Прости им, ибо не ведают, что творят, — произнес инок.
— Пусть цель и не меняется, — сказал Рыцарь, — но должны измениться средства. Ульдемир, ты еще надеешься, что Шувалов сможет чего-то добиться?
— Знать бы хоть, что с ним…
— Ладно, — сказал Уве. — В таком случае, у нас остаются еще две возможности. И ты должен попытаться использовать обе.
— Слушаем тебя.
— Твои лесные люди. Надо поднимать их и вести на город. Надо прийти к власти и показать ей, что за нами — сила.
— Ну, а вторая? — спросил я.
— Я останусь тут. Хочу все-таки разобраться, чего ради они выпустили столько патронов. А потом надо будет еще слетать за Питеком.
— Они намного сильнее. У тебя кончатся патроны, что тогда?
— Будь спокоен, — сказал Уве-Йорген, — гибнуть я не собираюсь и загорать на их Горячих песках — тоже. К тому же оставь со мной Георгия. А Иеромонах пусть летит с тобой. И девушку забери: ей тут делать будет нечего.
Мне не очень понравилось предложение Рыцаря, но, пожалуй, оно было все-таки самым разумным. Конечно, мы могли уйти все. Но тогда так и осталось бы неизвестным, что же столь важное для властей скрывалось здесь.
— А потом? — спросил я. — Когда ты выяснишь, что здесь кроется — или когда тебя заставят уйти отсюда?
Уве-Йорген подумал.
— Тогда заберем Питека и постараемся присоединиться к вам, — ответил он наконец. — Да и обстановка подскажет…
— Пусть будет так, — согласился я.
— И еще одно. Мы вступаем в войну. На войне иногда убивают.
— Тут, кажется, нет.
— Пока нет. Но в цель иногда попадаешь, даже не желая. Шальные пули… И если мы двое так и не сможем присоединиться к вам, не забывай при всем твоем широкодушии и любви к малым сим: время уходит, а Гибкая Рука не из тех, кто медлит выполнять приказ.
— Это как-никак мой приказ, — сказал я. — Так что не забуду.
Мы с Никодимом и Анной втроем кое-как втиснулись в малый катер, чтобы долететь до леса. Большой оставили Уве-Йоргену. На прощанье я сказал ему:
— Надеюсь, ты будешь действовать, как достойный представитель высокой цивилизации.
— Не беспокойся, капитан, — сказал он, — и не спрашивай.
Но я не был спокоен. Я знал, что есть вещи, которые Уве-Йорген умеет делать лучше, чем я, но всей душой надеялся, что ему не придется пустить в ход все его умение.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
