Филип Фармер - Сказочный корабль
На Хаскинге была черная накидка из полотнища, черная юбка и кожаные сандалии. Единственное его оружие — шпага — висело в ножнах на широком кожаном поясе.
Сэм подал знак, и орудие, установленное на вершине ближайшего к Реке холма, прогрохотало двадцать один раз. Это было произведено не только для приветствия Хаскинга, но и с целью его устрашения. Только Пароландо сейчас располагало артиллерией, пусть состоящей пока только из одного орудия 75-го калибра.
Затем последовала церемония представления. Хаскинг не протянул руку для рукопожатия, так же, впрочем, как и Сэм с Джоном. Файбрас предупредил их, что Хаскинг ни за что не пожмет кому-либо руку, пока не убедится, что это надежный друг.
Затем, пока чаши людей Хаскинга водружали в ближайший чашный камень, состоялась краткая беседа. После разряда точно в полдень чаши были вынуты, и руководители государств, сопровождаемые своими телохранителями и почетным караулом, двинулись ко дворцу Джона.
Джон настоял на том, чтобы первая встреча состоялась именно у него, несомненно в надежде внушить Хаскингу мысль о первенстве Джона. На этот раз Сэм не стал спорить. Хаскинг, вероятно, уже знал по сообщениям Файбраса о взаимоотношениях между со-консулами.
Позже Сэм получил некоторое удовлетворение от замешательства Джона, когда его обругали в его же собственном доме. Во время обеда Хаскинг захватил инициативу и разразился длинной, полной сарказма речью о зле, которое белые причиняли неграм. Самое неприятное было в том, что все обвинения Хаскинга были обоснованы. Все, о чем он говорил, было правдой. Сэм вынужден был признать это. Черт побери, он видел рабство и знает, что это такое; он видел последствия Гражданской Войны; он был рожден и воспитан рабовладельческим строем. Причем все это было задолго до того, как родился сам Хаскинг. Черт возьми, это ведь он написал «Гекльберри Финна», «Болвана Вильсона» и «Янки при дворе короля Артура».
Не было смысла даже пытаться говорить об этом Хаскингу. Властитель Соул-сити не обращал на него никакого внимания. Его высокий голос не умолкал, факты вперемежку с непристойностями, преувеличения вперемежку с фактами, да плюс еще трагические истории о нищете, унижениях, телесных наказаниях, убийствах, голодных смертях и так далее.
Сэм чувствовал себя виноватым и пристыженным, однако в то же самое время в нем копился гнев. Почему он нападает именно на него?
— К чему все эти огульные обвинения?
— Вы виноваты все! — кричал Хаскинг. — Каждый белый человек виновен!
— До своей смерти я видел не более дюжины негров! — пожал плечами Джон. — Так какое же отношение я имею к вашим рассказам о несправедливости?
— Если бы вы родились на 500 лет позже, то стали бы самым большим мерзавцем среди всех мерзавцев, угнетавших негров! — закричал Хаскинг. — Мне известно о вас абсолютно все, Ваше Величество!
Сэм неожиданно вскочил и закричал:
— Вы что, приехали сюда для того, чтобы рассказывать нам о том, что творилось на Земле? Мы и сами знаем это! Но это все в прошлом! Земли давно уже нет! Давайте исходить только из того, что происходит сейчас!
— То, что происходит здесь, сейчас, это то же самое, что происходило на славной старой Земле! — сказал Хаскинг. — Ничего не изменилось! Нисколечко!!! Вот я смотрю вокруг себя и кого же я вижу руководителями этого государства? Двух расистов! Где же ваши чернокожие, позвольте вас спросить? Ведь они составляют почти одну десятую часть вашего населения, и поэтому в вашем Совете из десяти человек должен быть хотя бы один негр! А вижу ли я хоть одного? Всего лишь одного?
— А Кабер? — воскликнул Сэм.
— Ха-ха! Временный член и только потому, что я потребовал от вас, чтобы ко мне был назначен посол-негр!
— Арабы составляют почти шестую часть вашего государства, — сказал в ответ Клеменс, — однако в вашем Совете нет ни одного араба!
— Потому что они белые!!! И я избавлюсь от них! Поймите меня правильно! Есть очень много арабов — хороших, непредубежденных людей! Я встречал их, когда скитался по Северной Африке. Но здешние арабы — религиозные фанатики и постоянно мутят воду! Так пусть же уходят! Чего мы, негры, хотим — так это крепкого, негритянского государства, где все люди — братья! Где мы можем жить в мире и понимании! У нас будет свой собственный мир, а у вас белых — свой! Сегрегация с большой буквы «С»! Здесь, на этой планете, сегрегация с большой буквы возможна, ибо мы не зависим от белых ни в работе, ни в еде, ни в защите, ни в чем-либо другом! Мы достигли этого! Все, что нам нужно сделать — это сказать, чтобы вы убирались ко всем чертям и держались подальше от нас, и мы добились этого!
Файбрас сидел за столом, склонив голову, потупив взор и закрыв лицо бронзовыми руками. У Сэма возникло ощущение, что этот человек изо всех сил старается сдержать смех. Но смеется ли он в душе над Хаскингом или над теми, кого тот только что изобличал, Клеменс догадаться не мог. Возможно, он смеялся и над теми и над другими.
Джон продолжал потягивать виски и постепенно багровел. Казалось, что он может взорваться в любую минуту. Очень трудно глотать оскорбления за несправедливости по отношению к неграм, зная, что ты невиновен. Однако Джон был повинен в стольких омерзительных преступлениях, что мог бы немного и пострадать за преступления, которых не совершал. И, как сказал Хаскинг, он был бы виновен в этом, если б только ему предоставилась возможность.
Но чего Хаскинг хотел достичь подобными разговорами? Безусловно, если он хотел более теплых отношений с Пароландо, то он избрал весьма своеобразный путь.
Возможно, он чувствовал необходимость поставить любого белого, кем бы он ни был, на свое место, дать совершенно ясно понять, что он, Элвуд Хаскинг, негр, ничем не хуже любого белого.
Хаскинг был испорчен той же системой, что испортила почти всех американцев, черных, белых, красных или желтых, в той или иной форме, в большей или меньшей степени.
Неужели так будет всегда? Навечно обманутые, ненавидящие друг друга на все эти тысячи лет, которые им, возможно, придется прожить у этой Реки?
В это мгновение, только в это единственное мгновение, Сэм подумал над тем, а не правы ли приверженцы Церкви Второго Шанса?
Если им известен путь, ведущий к избавлению от ненависти, они должны быть единственными, к кому следовало бы прислушаться. А не к Хаскингу, Джону Безземельному, Сэму Клеменсу, к любому, кто страдает отсутствием мира и любви. Пусть приверженцы Церкви Второго Шанса…
Но он не верит им, напомнил он себе. Они такие же, как и другие целители верой на Земле. Некоторые из них, безусловно, имеют самые добрые намерения, но не подкрепляют свои слова авторитетом истины, хотя и часто провозглашают ее.
