Александр Усовский - Эра негодяев
Прошло уже добрых минут сорок, прежде чем в зеркале заднего вида своего 'форда' Левченко увидел неспешно идущего по направлению к заправке господина Пошонци. Однако, парень не спешит… Ладно, посмотрим, что он там за эти две недели наработал.
— Ну, здравствуйте еще раз, урам Лошонци. Или можно просто Кальман? — Левченко решил сразу определить дистанцию общения.
— Лучше Кальман. А если Лошонци — то, пожалуй, лучше элвтарш. На господина я как-то не тяну…
— Хорошо. Тогда к делу. Что у нас с арестованным террористом? Какие-нибудь возможности для уменьшения срока есть?
— Есть вариант. Правда, хлипкий, но это лучше, чем ничего.
— Ну-ну? — заинтересованно протянул Левченко.
— Я переговорил с адвокатом Дюлой Шимонфи, он считает, что действия Леваневского можно — правда, с огромной натяжкой — но все же квалифицировать как произведенные в состоянии аффекта. Есть справка из белорусского консульства в Белграде, что в числе погибших во время атаки натовской авиацией поезда Ниш-Белград пассажиров числиться некто Юрий Блажевич, бывший, по показаниям обвиняемого, его старым другом. Можно попробовать развернуть эту тему. Если удастся — мы сможем направить Леваневского на медицинскую экспертизу — дабы проверить степень его вменяемости. Если комиссия подтвердит, что имел место психический срыв — есть шанс перенести слушания по делу в Будапештский городской суд. Дело будет рассматриваться в общеуголовном порядке. Тогда есть шанс избежать пожизненного.
— А этот адвокат, как его… Шимонфи — он как, хороший специалист?
Лошонци помолчал, затем, покачав головой, ответил:
— Может быть, и не самый лучший. Но у него есть личная причина защищать вашего парня.
— Какая же? — заинтересовался Левченко.
— В прошлом году он возил свою дочку в Бостон, на операцию на сердце. Что-то там было не в порядке с митральным клапаном. Операция, в общем, не очень сложная, ее бы сделали и у нас, в Венгрии — но в клинике, где лежала его Илонка, в это время работал американский врач, который и уговорил Дюлу отвести свою дочку на операцию в Бостон. Из Бостона же адвокат Шимонфи вернулся один… Илонка умерла на операционном столе. Ей было всего пять лет!
— Понятно… Ладно, будем считать, что вы нашли лучшего адвоката по нашему делу. Кстати, как там здоровье террориста?
— Дюла вчера рассказывал — уже может разговаривать, встает, даже делает несколько шагов по палате. Но до выздоровления еще далеко — все же три пулевых ранения в грудь…
— Как его кормят?
— Я заплатил палатной медсестре, ему готовят отдельно, очень качественно, всегда фрукты, сок, плюс к этому — у него всегда рядом сиделка. Условия у вашего парня — вернее сказать, у нашего — очень даже неплохие, пожалуй, получше, чем у многих обычных больных, которых не обвиняют в уничтожении военного самолета дружественного Венгрии государства и убийстве четырех военнослужащих этого самого дружественного государства.
— Да, кстати, что же все-таки случилось с тем 'хокаем'?
— А вы разве не в курсе? — удивлённо спросил Лошонци.
— О том, что произошла вынужденная…
— Дорогой товарищ, не смешите меня! От удара о полосу самолет развалился на части! Если вынужденная посадка — это когда мотор в двухстах метрах от фюзеляжа, а кабина пилотов по размерам приближается к кастрюльке для гуляша — то тогда это была вынужденная посадка.
— То есть самолет уничтожен?
— Ну, формально можно сказать, что не до конца — пол-фюзеляжа осталось в целости, и выжило два оператора РЛС.
— А остальные?
— Остальные ушли в страну вечной охоты… Американцам крайне невыгодно признавать, что их самолет был сбит над Будапештом. Поэтому они и придумали эту версию с вынужденной посадкой. Тем более — 'хокаев' на полосе было несколько, они один из них слегка демонтировали и предъявили репортерам. А взрыв объявили выхлопом топлива из-за неисправности мотора. Вы же знаете, эти ребята в деле сокрытия улик — выдающиеся мастера.
— Хорошо, Кальман. Наш парень имеет возможности принимать гостей?
— Ну, дорогой товарищ! — Лошонци развел руками: — Вы хотите невозможного! Это все же тюремная больница, а не приют святой Эржбеты…
— Ладно, тогда у меня будет к вам просьба. И не ищите в ней двойной смысл, это сугубо и исключительно личное дело нашего парня, к шпионским страстям оно никакого отношения не имеет. Вы поддерживаете контакт с Ференцом Молнаром?
Лошонци скептически покачал головой:
— У бедняги Ференца и так проблем — море. Зачем ему иметь отношения с бывшим коллегой, если он и сам в своем кресле держится еле-еле? Нет, не поддерживаю.
— Но телефон и адрес его у вас есть?
— Телефон есть. Адрес…. Живет где-то в Уйпалоте, в новых домах, что построены были как раз накануне краха коммунизма. Это вообще хороший район, не чета нашему.
— Ну, вот и хорошо. Позвоните ему как-нибудь в ближайшее время, и передайте вот что. Дескать, Александр Леваневский лежит в тюремной больнице по адресу — скажете адрес — и мечтает увидеть некую фрау Шуман. И если дорогой господин Молнар посчитает возможным эти слова фрау Шуман передать — то сделает большое и благородное дело.
Кальман Лошонци иронично улыбнулся.
— Хм… Вы хотите взять на крючок старину Ференца?
Левченко отрицательно помахал головой.
— Нет, дружище Кальман. Мы хотим, чтобы у нашего подзащитного появился шанс. Шанс исправить ошибку, которую он сделал семь лет назад…. И ничего больше. Наш стрелок в свое время был неистово влюблен в эту самую фрау Шуман — не спрашивайте меня о подробностях, но поверьте на слово, это была настоящая любовь. Но в один далеко не прекрасный день они расстались. Но, насколько я знаю нашего стрелка — эта любовь у него не прошла, хуже того — за эти семь лет она стала крепкой, как выдержанный коньяк. Пусть они увидятся еще раз — может быть, последний в этой жизни…
Лошонци хмыкнул недоверчиво, покачал головой. Затем мягко улыбнулся и сказал:
— Вы, русские, безнадежные романтики. Впрочем, наверное, именно поэтому я и работаю с вами. Мне, старому дураку, что-то уж очень не хватает романтизма в наше прагматичное время… Ладно, передам сегодня же. У вас все?
— Вот десять тысяч — на услуги адвоката, на обеспечение экспертизы; хватит?
Кальман Лошонци посмотрел на Левченко, еще раз чуть заметно улыбнулся.
— Дорогой товарищ, если бы вы знали, сколько людей готовы помочь нашему парню просто так, из чувства дружбы — вы бы немало удивились…
***Сегодня пятнадцатое мая…. Каждый год на протяжении последних шести лет он праздновал этот день. Сегодня, впервые за все это время, он не сможет поставить на стол пять алых роз в хрустальной вазе, бутылку шампанского и тарелочку с эклерами. Герди так любила эти пирожные…
