Лариса Захарова - Планета звезды Эпсилон (сборник)
— Надо осмотреться…
— Сиди, я сама, — Света спустила ноги с плиты и оказалась почти по пояс в воде. — Какие-то кувшины, ящики, сейфы, все затоплено… Дверца… она приоткрыла ее. — Володя, гидрокостюмы! — Она так радостно закричала, что у Баранова зазвенело в ушах. Он медленно сполз со своего места. Идти оказалось трудно — боль позвоночника отзывалась во всем теле.
А Света уже старалась натянуть на себя прорезиненную оболочку. Баранов протянул ей руку, чтобы помочь, но…
— Не мучайся, — тихо сказал, — смотри… — Тонкий шланг, соединяющий шлем с кислородными баллонами, был перерезан.
Света схватила другой костюм, третий — все то же самое.
— Предусмотрительный, гад, чертово создание… Знал, что мы будем искать.
— А что в них? — Света кивнула на затопленные сундуки.
Это были сокровища, которыми в последние минуты жизни любовался Дуайнер.
— Боже, какая красота! — восхищенно прошептала Света, забыв о собственных горестях. — Любой музей мог бы гордиться… Володя, милый, это не должно пропасть… — Она умоляюще посмотрела на мужа. — Это общечеловеческие ценности. Володя, это нельзя похоронить здесь.
— Это ценности господина Хальта, — усмехнулся Баранов. — Дегенераты чертовы! Все себе, себе…
Света приподняла крышку следующего сундука и ахнула, склонившись над ним:
— Володя, это же гобелены из Павловска! — С полотна сыпались позеленевшие, подернутые тлением и плесенью драгоценные нити. — О!.. простонала Света. — Терракоты Итальянского зала — все вычистили, проклятые, когда уходили, чтоб погубить…
— Может, и Янтарная комната где-то здесь? — срывающимся от волнения голосом проговорил Баранов.
— Нет, — Света с сожалением покачала головой, поглаживая растрескавшуюся керамику, — не думаю. Мерзавец рассказывал, что сам видел, как янтари сжигали в Кенигсбергском замке, когда наши начали штурм города. У него на этот счет целая теория: «Мало ли что по пьяному делу один кениг подарил другому кенигу — народ пришел и взял свое». Вот так, не больше и не меньше: народ! — Света огляделась и растерянно подняла руки — она стояла в воде уже по грудь, беззвучно, одними губами прошептала: — Вода прибывает… Это конец? — Баранов ее понял.
— Давай отсюда, будем целы, вернемся. — Он осмотрелся. Взял из ларя крупную жемчужину, повертел в руках, смущенно сунул в карман: — Так, на память…
Вдруг раздался грохот, и на них обрушился водяной шквал. Отбросил, захлестнул Светлану, Баранова приподняло и потащило. Он судорожно пытался ухватить жену за одежду, но ее стремительно относило все дальше и дальше.
— Света! — кричал он, захлебываясь, — Света! Его ударило о выступ стены, он вдруг услышал, но подумал, что ему кажется, где-то совсем рядом тикают часы. «Может быть, сейчас нужно только выстоять, — думал, — выиграть время, в свой час этот Сезам откроется и выпустит нас? Главное — не утонуть. Отчего тикают часы? Часовое устройство выхода из тупикового помещения? Или… Или часовая мина?» — Ив ответ вновь треск, грохот, все заволокло удушливой гарью. Последним усилием воли Баранов скоординировал свое ноющее болью тело, почувствовал, как врезается в воду.
Вилла Хальта полыхала. Гидранты в саду не действовали. Цистерны трех машин давно опустели, и брандмайор скомандовал качать воду прямо из моря. Огонь выбивался, казалось, прямо из-под земли Пламя перекинулось на деревья, и они чадили, умирая.
Из окон дома, с балкона валил пар — пожарные орудовали в комнатах, надеясь отыскать живых.
Рядом с Плетневым нервничали два врача — мужчина, облаченный в полицейский мундир, и женщина. Они обменивались короткими латинскими фразами, будто на консилиуме, когда трудно поставить роковой диагноз.
Из обгорелого дверного проема показались пожарные с ношей — врачи бросились к ним. На носилках лежала молодая женщина. Она не дышала.
— Поздно приехали, — мрачно сказал полицейский комиссар. — Поздно… Часом бы раньше! Но кто мог предполагать, — и, махнув рукой, он отошел от носилок.
«Опоздали!» — эта мысль была первой, когда кортеж полицейских машин выскочил на открытое место и Плетнев увидел зарево над виллой Хальта.
… Когда Плетнев влетел к полицейскому комиссару Рима, того уговаривать не пришлось. Ему только что позвонили из редакции центральной газеты — некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил журналистам о местонахождении русских и дал сведения о рыбочеловеке.
Но, видимо, еще кто-то предупредил и рыбочеловека. И теперь он ушел, подорвав системой часовых мин свое логово и виллу Хальта. Или, поняв безысходность ситуации, просто положил всему конец.
Подавляя горечь, Плетнев заглянул в лицо лежавшей на носилках женщины. С ее лба стирала сажу женщина-врач. Она подняла на Плетнева полные слез глаза:
— Задохнулась. Полная асфиксия. Ей уже не помочь… Заперли. Подожгли дом, не люди — звери!
«А где же наши ребята? — думал Плетнев. — Баранов профессиональный моряк, — тешил себя надеждой, — но их могло засыпать в подземных помещениях, которые ведут от гротов к вилле, могло контузить, ранить, даже убить взрывом…»
— Разумеется, — грустно бросил полицейский комиссар, — будем искать их… их тела.
— Я думаю иначе, — жестко сказал Плетнев. — В доме нам больше делать нечего. Поиск людей надо вести в море. Дайте мне водолазов и лодки. Необходимо…
Очередной подземный взрыв прервал его слова.
— С вами есть саперы? Полицейский комиссар развел руками.
— Хорошо. Ну, хотя бы миноискатель у вас есть? И для меня гидрокостюм?
Комиссар понял, что Плетнев собирается замкнуть блокировку и остановить взрывы.
Плетнев на полицейском катере шел к центру залива. Подплыл аквалангист, уцепился за борт, обратился к комиссару:
— Кажется, нашли выход в подземный грот. Он завален.
Комиссар кивнул. Все верно, если цепью взрывных устройств опутана вся вилла, то и подводные доступы к ней должны быть заминированы. Приказал:
— Держите оружие наготове. Гарантий, что рыбочеловек ушел, нет. Но осторожно, там люди. Мужчина и женщина… — И заговорил в рацию: Приготовиться к блокаде с суши и с воды, приготовиться к блокаде с воды и с суши…
На берегу полицейские в бронированных жилетах и шлемах выстраивались цепочкой.
— Господин комиссар, нас атакует стая дельфинов, не то уводит, не то зовет, — из рации послышались частые удары, гул, и от берега прямо на катер пошла высокая поперечная волна.
— Ложись! — закричал Плетнев, но их уже окатило, катер швырнуло, закрутило, как скорлупку. Плетнев схватился за борт, сильно ударился головой о руль, увидел, как из воды взвилось тело — дельфина, человека? Или это комиссара смыло за борт? Потом наступила тишина. Ее нарушил стон. Плетнев приподнялся: комиссар сидел на палубе, силясь поднять разбитую в кровь руку. Матрос за штурвалом пытался завести мотор. И вдруг опять катер начал крениться, за борт уцепились четыре руки в черных перчатках, потом показались головы аквалангистов. Плетнев помог им выбраться из воды. Оба аквалангиста были контужены. Если не прервать блокировку немедленно, находящиеся в воде погибнут или получат серьезные ранения. Выход один, решил Плетнев, — обезвредить систему за короткое время — в паузу между взрывами.
