Владимир Контровский - Последний герой нашего времени
– Это Винсент. Дальнейшее промедление становится опасным.
* * *– Мы рассчитываем провести операцию в кратчайшие сроки, – генерал-полковник Анисимов сжал руку в кулак, – и для этого будут привлечены наши лучшие силы.
«Сюр в полный рост, – думал Вадим, слушая командующего округом, – на Новгород двинутся танки, а на берегах Волхова, помнящего драккары викингов, высадятся десантники семьдесят шестой псковской дивизии. Театр абсурда, ставший реальностью… Бредовая затея новоявленных „новгородских бояр“, захвативших Волховскую ГЭС и объявивших о создании „независимой новгородской республики“, грозит обернуться большой кровью. Над фразой „Санкт-Петербург – это пригород Господина Великого Новгорода“ можно было смеяться, но сейчас уже как-то не до шуток. Феодализм на марше – с той лишь разницей, что теперь вместо стрельцов Ивана Грозного на Новгород пойдут стрелки генерал-майора Полкаченко. И гвардейцы семьдесят шестой штурмовой – самой, наверное, боеспособной части российской армии, – церемониться не будут: они воевали и в обеих чеченских войнах, и в Осетии против Грузии. Жаль только, что русские снова будут стрелять в русских…».
– А на эти три дни, – продолжал Анисимов, – вся ответственность за порядок в городе и его пригородах возлагается на народные дружины. Для выполнения этой задачи сил сто тридцать восьмой и двадцать пятой отдельных мотострелковых бригад недостаточно – они задействованы по всей области. Поэтому…
«Так вот зачем нас сюда пригласили! – догадался Костомаров. – Теперь понятно…».
Создание народных дружин – ополчения – было мерой вынужденной. После разрыва экономических связей, вызванных Обвалом и последовавшим за ним обесцениванием денег вообще, залихорадило всю страну. И как во всякие смутные времена, реальная власть переходила в руки тех, кто имел оружие и умел держать его в руках. Рождались новые военные вожди, пользовавшиеся авторитетом, причём не авторитетом главаря разбойничьей шайки. Люди хотели не только выжить, но и жить дальше – должно же когда-то всё это кончиться, – и сиюминутное «грабь и веселись!» не подкреплялось здоровым инстинктом самосохранения. Народ и племя имеет шанс выжить, если родовичи помогают друг другу, а не рвут друг у друга кусок, не думая о завтрашнем дне, – эта простая истина сохранилась в генной памяти поколений, несмотря на все попытки вытравить её и заменить оголтелым индивидуализмом. И затерроризированные мародёрами люди брали в руки оружие, чтобы защитить себя и свои семьи.
Высшие офицеры малочисленного Ленинградского военного округа, насчитывавшего меньше сорока тысяч человек, сумели сориентироваться в постобвальной каше. Казавшийся незыблемым постулат «Деньги могут всё!» развеялся дымом – былым хозяевам жизни нечем стало платить тем, кто в прежние времена мог за деньги сделать любую грязную работу. Как-то вдруг всё изменилось, и оказалось, что реальную силу и вес имеют не банковские счета, а бронетранспортеры и автоматы в руках солдат, верящих своим командирам. Криминальные структуры тоже рвались к власти, однако проигрывали: спайка по денежному принципу уже не работала. И гибли под гусеницами армейских боевых машин новые «атаманы Козолупы», так и не ставшие новыми батьками Махно.
Население поддержало военный переворот, и народные ополченцы получили оружие и боеприпасы с армейских складов. Не обошлось без ошибок – часть снаряжения попала не в те руки, – но в целом город не впал в анархию: чиновники из числа вменяемых (и правильно оценивших реальный расклад сил) вошли в состав городского правительства, активно сотрудничая с военными. Сто тысяч волонтёров надёжно подкрепили армейцев – армия в основном разбиралась с любителями создания «независимых держав в масштабах отдельно взятой деревни», а множество других задач – от развозки продуктов до уборки мусора – решали ополченцы. За спинами дружинников были их жёны и дети, и ради них добровольцы дрались люто, не прося и давая пощады, – число аутсайдеров, не желавших интегрироваться и предпочитавших по-прежнему жить за чужой счёт, быстро сокращалось.
Вадим Костомаров вступил в дружину без колебаний – простым рядовым. Но уже через полгода он стал командиром, которому подчинялось свыше ста человек, – лихое время быстро выявляло реальную ценность людей, а для командира дружины задатки лидера были важнее умения метко стрелять. И сегодня его и других командиров лучших дружин вызвали в штаб округа «для получения дополнительных особых распоряжений», как туманно было сказано по коммуникатору.
* * *Пахло дымом – где-то что-то горело. Этот запах не вызвал особого ажиотажа среди пассажиров автобуса – за последние сумасшедшие месяцы люди привыкли ко многому: и к тотальному дефициту всего и вся (это мы уже проходили), и к стрельбе на улицах среди бела дня, и даже к тому, что деньги стоят дешевле бумаги, на которой они напечатаны.
Автобус свернул за угол, и происхождение дымного запаха выяснилось: завалившись боком на тротуар, чадно горела маршрутная «газель». «Обычное дело, – подумал Свиридов, – аутсайдеры хотели поживиться горючим, а когда не вышло…». Судя по всему, так оно и было: в борту «газели» зияла рваная дыра, а под брезентом, расстеленном рядом с машиной, угадывались очертания нескольких человеческих тел. Ещё один труп – Александр почему-то даже не сомневался, что это именно труп, – лежал поодаль, уткнувшись лицом в асфальт. Возле него стояли два солдата в касках и бронежилетах: один говорил по коммуникатору, другой, держа автомат наперевес, настороженно озирался по сторонам. Автобус миновал горящую «газель», и никто из его пассажиров не выказал изумления или хотя бы интереса – разбитую машину и тела на проезжей части проводили равнодушными взглядами, и всё. «Защитная реакция нервной системы организма, – подумал Алхимик, глядя на выбитые окна первого этажа старинного здания, над которыми злым гротеском сохранились буквы „Бутик элитной одежды“, – во время блокады Ленинграда никого не удивляли трамваи, разбитые прямыми попаданиями артиллерийских снарядов. Правда, тогда была война, но что мы имеем сегодня – ту же войну, только не очень понятно кого с кем».
Скрежетнув истёртыми тормозами, автобус остановился. Люди вставали и тянулись к выходу – приехали. Работникам НИИ прикладной химии повезло: институт получил статус режимного предприятия, а это означало и повышенный гарантированный соцминимум, и развозку всех его сотрудников по маршрутам «дом-работа» и «работа-дом». Последнее было очень немаловажным: общественный транспорт давно не работал, у владельцев автомашин не было бензина, а идти пешком (например, с Васильевского, как Свиридову), да ещё зимой, когда поздно светает и рано темнеет, могли отважиться только единицы из числа любителей особо острых ощущений.
