Сидней Боундс - Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики
— Хорошо, — согласился Боудмен. — Иди.
— Я должен войти в сектор Д, Чарльз. Вот здесь закончил Петроселли. Вижу ту линию, на которую он наткнулся. Очень ловко, отлично спрятана. Обхожу ее. Это уже сектор Д. Задерживаюсь, пусть корабельный мозг установит мое положение. В секторе Д как-то немного уютнее, чем в секторе Е. Думаю, что пройду его быстро.
Золотисто-рыжее пламя, что охраняло вход в сектор П, оказалось иллюзией.
XXVIIIРоулинг тихо произнес:
— Сообщи созвездиям и галактикам, что их судьба в хороших руках. Я встречусь с Мюллером самое позднее через пятнадцать минут.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Мюллер часто и подолгу бывал в одиночестве. Подписывая первый брачный контракт, он настаивал, на пункте о разлуке — пункте типичном и классическом. Лоран не возражала, ибо знала, что его работа время от времени будет требовать поездок туда, где она не сможет или не захочет бывать. В течение восьми лет супружества он воспользовался этим пунктом трижды, и его отсутствие длилось четыре года.
Эти периоды отсутствия Мюллера не были решающими. Контракт супруги не возобновили. Мюллер за эти годы убедился, что он может выдержать одиночество, и оно даже некоторым образом ему благоприятствует. «Мы развиваем в одиночестве все, кроме характера», — писал Стендаль. Под этим Мюллер, возможно, и не подписался бы, но его характер уже вполне сложился, сложился прежде, чем он начал браться за те задания, которые требовали длительных одиночных экспедиций на безлюдные и опасные планеты. Он вызывался добровольно. В известном смысле он и на Лемнос удалился добровольно, хотя это уединение досаждало ему куда больше прежних. И все же он справлялся. Трудно приходилось в сексуальном отношении, но не настолько, как он предполагал; а остальное — дразнящие интеллект дискуссии, перемена мест, взаимное воспитание личностей — это все как-то быстро перестало ему требоваться. Ему хватало развлекательных кубиков из его багажа, а очень много впечатлений поставляла сама жизнь в лабиринте. Не томился и отсутствием воспоминаний. Он мог припомнить пейзажи сотни планет. Человечество проникло повсюду, посеяло семена колоний у тысяч звезд. Вот, например, на Дельте Павлина VI, отстоящей на сто двадцать световых лет, эта планета неожиданно оказалась удивительной. Название ее было именем Локи, по мнению Мюллера, название было дано ошибочно — ведь Локи был хитрым и быстрым, со щуплой фигурой, а поселенцы на Локи, после полусотни лет пребывания вдали от Земли начали исповедовать культ неестественной полноты, для чего задерживали в организме сахар. За десять лет до своего несчастливого визита к гидранам Мюллер прилетел на Локи. Вообще-то это была довольно хлопотная миссия, планета не поддерживала постоянной связи с материнским миром. Мюллер помнил эту раскаленную планету, на которой люди могли обитать лишь в узкой полосе умеренного климата. Он продирался сквозь стену зеленых джунглей над черной рекой, а на берегах ее кишели животные, с глазами, словно драгоценные камни. Наконец, он добрался до жилищ потных толстяков, каждый из которых весил не менее полутонны. У порогов своих домов, покрытых соломой, погрузившись в истинно буддийское созерцание, сидели люди. Мюллер до этого никогда не видел столько жира на единицу массы. Наверняка, должны были существовать препараты, помогающие усваивать столько сахара и глюкозы. И это не диктовалось условиями жизни: просто люди желали быть тучными. Уже на Лемносе Мюллер припоминал плечи, выглядевшие как бедра, и бедра, выглядевшие колоннами, животы круглые и еще раз круглые, триумфальные, огромные.
Весьма гостеприимные обитатели Локи предложили шпиону, прибывшему с Земли, в подруги даму. Тогда Мюллер понял, как относительны вкусы. Во всей деревне отыскалось две дамы, которые, будучи толстыми, по местным критериям казались тощими, хотя превышали все нормы полноты, принятые на родине Мюллера. И ему не дали ни одной из них — из этих несчастных, недоразвитых стокилограммовых заморышей. Видимо, законы гостеприимства не позволили. Они почтили Мюллера светловолосой великаншей с грудьми, подобными пушечным ядрам, и с целыми континентами ягодиц.
Во всяком случае, впечатление незабываемое.
Сколько же их, всевозможных миров! Мюллер не мог насытить свою жажду странствий. Дела хитрых политических махинаций он оставлял для таких, как Боудмен: сам же, если требовалось, был достаточно хитер, почти как государственный деятель, но считал себя скорее путешественником-исследователем, чем дипломатом. Он дрожал от холода на метановых озерах; страдал от жары в пустынях, частичных подобиях Сахары; мерил с колонистами-кочевниками фиолетовые равнины, разыскивая заблудившиеся стада многосуставчатого скота. Счастливо отделался при катастрофе космического корабля в безвоздушном мире, даже это ему удалось, хотя отказал компьютер. Видел медные обрывы Дамбаллы, высотой девятнадцать километров. Плавал в гравитационных озерах планеты Мордред. Никогда не роптал.
И сейчас, затаившись в центре лабиринта, он смотрел на экран и ждал, когда эти чужаки доберутся до него. Оружие, маленькое и холодное, затаилось в ладони.
IIДень клонился к закату. Роулинг подумал, что было бы все же благоразумнее послушаться Боудмена и переночевать в лагере, прежде чем двинуться в дальнейший путь к Мюллеру. Хотя бы три часа поспать, чтобы отдохнул мозг Но сейчас уже не до дремы: сенсорные индикаторы сообщили, что Мюллер недалеко.
Внезапно к моральным проблемам, тревожащим Роулинга, присоединился еще и вопрос отваги.
Ведь до сих пор он не совершил ничего выдающегося. Он еще только формировался, выполняя свои ежедневные обязанности в конторе Боудмена, время от времени улаживая кое-какие дела и решая вопросы, правда, иногда довольно деликатные. Он считал, что настоящая карьера впереди, что все было только вступлением. Роулинг чувствовал, что сейчас он стоит на пороге будущего, что уже ступил на этот порог. Это уже не тренировка. Высокий, светловолосый, молодой Нэд Роулинг, упрямый и честолюбивый, начал акцию, которая — если Чарльз Боудмен не преувеличивает — может в некоторой степени повлиять на ход истории.
Щелк!
Роулинг огляделся. Это среагировали сенсорные индикаторы. Из тени перед ним вынырнула мужская фигура — Мюллер.
Они стояли друг против друга на расстоянии метров двадцати. Роулинг помнил Мюллера великаном, и был удивлен, убедившись, что этот человек едва выше двух метров, ростом чуть выше самого Роулинга. Мюллер был в темном, поблескивающем одеянии. Лицо его в предсумеречном свете казалось наброском равнин и выпуклостей — только холмы и долины. В руке он держал аппаратик не больше яблока — тот самый, которым уничтожил робота.
