Марина Дяченко - Vita Nostra
Через несколько секунд соседки отступили. Может быть, испугались. Ушли из комнаты. Сделалось пусто.
Была тишина. Жуткая. Небытие. Сашка боялась моргать: потолок в трещинках, паутина в углу и железная спинка кровати оставались единственным, что привязывало ее к существующему миру. «Ничто материальное не имеет большой ценности. Все, что действительно ценно — вне материи…»
А теплая ладонь? А запах? А липовый цвет?!
Тишина длилась и повторялась сначала. Сашка потеряла счет времени. Окончательно стемнело за окнами, соседки вернулись, включили свет и выключили снова, кто-то еще приходил и уходил; тишина давила на барабанные перепонки.
Наступила полночь — как далекий удар барабана.
Сашка встала. Сунула плеер за пояс. Наушники будто приросли, сделавшись частью ее головы; общежитие еще не думало ложиться, везде горел свет, там, наверное, слушали музыку и пели, может быть, громко смеялись, но Сашка не слышала.
Комната Егора, номер двенадцать, была на первом этаже. Сашка стукнула в дверь согнутым пальцем. Потом кулаком. Потом потянула дверь на себя — она не была заперта.
Егор сидел в комнате один. Горбился над текстовым модулем.
— Послушай… — начала Сашка, но не услышала своего голоса и замолчала. Егор толчком отбросил учебник, кинулся к Сашке, что-то спросил; она не услышала. Тишина ломилась в ее душу, и все Сашкины силы шли на то, чтобы не впустить ее.
Тогда Егор погасил в комнате свет.
Сашка не ожидала. Оказаться в тишине и одновременно в темноте — это было слишком; она хотела сдернуть наушники, но они так прижались к ушам, что Сашка перестала различать, где поролон — и где ее собственные ушные раковины.
В этот момент Егор ее обнял.
Мир свелся к прикосновению.
Сашка обомлела. Егор тяжело дышал, она ощущала, как движутся его ребра, вздымаются и опадают. Может быть, он заболел, может быть, у него поднималась температура, а может, сам по себе он был такой горячий, раскаленный, будто батарея; они прижались друг к другу, прилепились, как две пластилиновые фигурки. Плеер болтался между ними, но каким-то чудом продолжал работать, продолжал заливать Сашку тишиной. Егор обнимал ее, обволакивал, она почувствовала его вес, его силу, и тишина оборвалась вдруг — дыханием, стоном, чьим-то фальшивым пением под гитару, далеким звоном разбитого стекла…
В плеере сели батарейки.
* * *Утром, в семь часов, Сашка стояла под горячим душем в гулкой душевой на втором этаже. С потолка падали тяжелые капли конденсата. Вода убегала в сток, уносила пену, закручивалась воронками. Сашка то улыбалась, то хмурилась, то слизывала с подбородка слезы.
На первую пару они с Егором явились, не разжимая рук. На Сашке красовалась зеленая мужская рубашка, сохранившая запах его одеколона. В холле, на глазах у всех, они обнялись, поцеловались и разошлись в разные стороны: Егор — к Ирине Антоновне, которая вела у них на курсе специальность. Сашка — на занятие к Стерху.
Горбун встретил ее внимательным взглядом. Сашка внутренне напряглась, ожидая, что он скажет; Стерх поздоровался, как всегда, приветливо, и предложил Сашке надеть наушники.
Чужое молчание поднялось, затопив Сашку сперва по горло, а потом и с головой. Перехватило дыхание. Горбун неслышно шевелил губами, Сашка смотрела на него, чувствуя, как дерет по коже мороз и волосы поднимаются дыбом.
Трек закончился. Сашка поспешно нажала на «Стоп». Николай Валерьевич прошелся по аудитории, остановился у окна, за которым опять накрапывал дождь.
— Я вижу, что вы пытались, Саша. И вижу, что вам в самом деле трудно… Да, девочка. Задали вы мне задачу.
Он казался обеспокоенным и печальным.
* * *— Поздравляю, — сказала Лиза Павленко. Она курила в женском туалете, стряхивая пепел в умывальник.
— Спасибо, — механически сказала Сашка, думая о горбуне и о зачете.
— По зову сердца? Или по требованию учебной программы?
Сашка на секунду замерла. Медленно оглянулась через плечо.
— Что ты имеешь в виду? — спросила очень холодно и очень тихо.
Лиза выпустила струю дыма под потолок — будто пытаясь дотянуться до пожелтевшей, в разводах сырости, штукатурки.
— Не стесняйся. Не ты одна с такой проблемой. Вон, Юлька Гольдман до сих пор ищет дефлоратора. Правда, она не лучшая студентка на курсе, ей можно и не спешить…
— Славно, что у тебя такой проблемы не возникло, — проговорила Сашка, глядя на Лизу в зеркало.
Их взгляды встретились где-то на мутноватой грани между стеклом и явью. У Лизы были красные, воспаленные глаза: наверное, от дыма.
* * *— Группа «А», закрыли книги и все посмотрели на меня… «Все» — это значит и Ковтун тоже. Вот так, спасибо. В связи с тем, что половина группы не справляется с текстовым модулем, назначаются дополнительные индивидуальные занятия в субботу после обеда. Являться на них будут те, кого я назову, с выученными назубок параграфами. Завтра, в субботу, я жду на дополнительные занятия Бирюкова, Онищенко, Бочкову, Мясковского. До звонка тридцать секунд, у кого есть вопросы?
Костя поднял руку. Женя Топорко, сидевшая рядом, почему-то покраснела.
— Что, Коженников?
Костя встал, нервно пощелкивая шариковой ручкой.
— У меня есть объявление.
— Для меня? — удивился Портнов. — Для группы?
— И для вас, и для группы, — Костя заметно нервничал. — Мы с Женей решили пожениться. У нас приняли заявление в местном ЗАГСе… Короче говоря, скоро будет свадьба, и я… мы хотим всех пригласить.
Кто-то свистнул, так что задрожало стекло. Кто-то зааплодировал. Аудитория наполнилась удивленным и одобрительным гулом, Сашка ловила на себе откровенно любопытствующие взгляды.
Женя сидела очень прямая, красная, и смотрела на Портнова — с вызовом, как показалось Сашке. И Сашка тоже перевела взгляд на Портнова; ей вдруг подумалось: а что, если он запретит им жениться?!
Гул в аудитории постепенно стих. Прозвенел звонок, но никто не двинулся с места. Портнов стоял у доски, сунув руки в карманы джинсов, покачиваясь с носка на пятку и как-то странно, очень безмятежно, разглядывая Костю и Женю.
В аудитории воцарилась привычная тишина.
— Спасибо, что поставили в известность, — ласково сказал Портнов. — Дело молодое, совет да любовь, и прочие радости. Единственная тонкость, о которой я должен вас предупредить — студентка, вздумавшая забеременеть до получения диплома, будет вынуждена сделать аборт по медицинским показаниям. Да, это не считая проблем с куратором… Все ясно, молодожены?
Женя покраснела теперь уже до свекольного оттенка, на глазах у нее выступили слезы. Сашка поймала себя на мимолетном удовлетворении.