Александр Щербаков - Змий (сборник)
ДЖЕНТЛЬМЕН С «АНТАРЕСА»
Куда судьба Балаева ни забрасывала, нигде Балаев в последних не ходил. Бывали, конечно, смешные истории, но, если по совести разобраться, смешного со мной происходило ничуть не больше, чем с другими. Только я о таких случаях рассказываю, а другим, может, не приходилось или стесняются.
Рассказать я мог бы и о серьезных вещах, только все это специальный материал. Мигом упремся в какой-нибудь вектор Бюргера — и рассказу конец.
Так что вы не думайте, что я какой-нибудь Епиходов — двадцать два несчастья. Просто я жизнерадостный человек, и чувством юмора меня, по слухам, бог не обидел.
Вот не рассказывать же вам, как мы с Валерой Слесаревым и Светочкой Пищухиной кварцевые колечки для «Антареса» отливали! Работа была незабвенная! Атом к атому подбирали. Печь в тридцать мегаватт год круглосуточно крутилась. Первое колечко угробили, второе вышло так-сяк, третье — на загляденье, а четвертое — чуть-чуть похуже. Все как надо: пять метров в диаметре, высота — четыре, идеальный цилиндр, абсолютная прозрачность по всем заданным окнам спектра.
Конечно, все это шло под маркой Львовского. Вокруг нас начальство, рубли, киловатты, километры, приказы с такой полосой, приказы с сякой полосой, шуму, грому — всего этого выше головы. Но не будь Валерки и Светочки Пищухиной, ни черта бы из этого не вышло и все эти милли-трилли, все это прахом пошло бы. О себе не говорю — другие скажут. Но свои сто двадцать ночей я при этой печуре отстоял, и все на нервах, и все давай-давай! Один раз, как при Светке табло входа погорело и пошло завирать, так это ж надо ей памятник поставить, как она сообразила, что к чему! А тут уже забегали! Де, брак в шликере! Де, подсудное дело!
Простите, увлекся. Я ж совсем не об этом собирался рассказать.
Вот, значит, госкомиссия приняла наше третье колечко на все двести баллов, четвертое — на сто семьдесят пять, решили в запас еще два отлить, накал страстей уже не тот, Валеру со Светкой при печи оставили, а меня при кольцах отправляют на монтаж. Груз нестандартный, спецтрейлера нам дают, дорогу перед нами на пятьдесят километров вылизывают, скорость нам — сорок в час, движение — только в светлое время с интервалом двести метров. Автоинспекторы перед нами едут — грудь заранее оголена, чтобы все случайности на себя принять. Кто-то там в комиссии перестарался. У нас напряжения в нулях, об наш кварц в лепешку расшибись — ему ничего не будет. Но на вид стекло, конечно. Ничего не скажешь.
Все три тысячи верст прошли мы, как по ковру. Две недели ехали. Я, как положено, от колечек наших ни на шаг, а по приезде первым делом проверяю порядок монтажа.
Посмотрел я на чертежи, и волосы дыбом у меня на голове! Забил я во все колокола и вломился к самому Нимцевичу. "Как же так! — кричу. — Как можно такие вещи делать!" Он: "А что?" Я ему; "У вас герметизующий контакт чем обеспечивается?" Он, понятно, в этом деле ни в зуб — правильный мужик, честно признается, — вызывает кучу народу, и те мне холодно заявляют: "Диффузной технологией". — "Так это я без вас знаю, — говорю. — Только это не технология, а техномагия!" И пошел скандал. Де, я не в свое дело путаюсь! Де, в Дартфорде «Вестингауз» применял диффузную! Де, нечего ломать порядок, и, вообще, что вы можете предложить? Я с ходу предлагаю инвертирование и требую, чтобы вызвали наших: Игоря и Веру. Нимцевич послушал, послушал, покачал своей круглой головой и молвит: "Два дня задержки — для нас не катастрофа. Десять лет ждали. Это я беру на себя. Вызывайте специалистов. Даже если он (то есть я) прав на двадцать процентов, овчинка стоит выделки". И кончает весь этот базар слабым манием руки. А мне дает на два часа телетайпный канал.
Игорь мне, конечно, в два счета доказывает, что я олух. "У тебя, говорит, — Саня; получается так: чтобы гвоздь в стену забить, стучи по нему стеной, а молотком придерживай. Но, в общем, гвоздь ты вбил, и вбил к месту. Инвертирование здесь лучше диффузной на порядок. Только оно не стандартизовано, а диффузная стандартизована, и в этом весь фокус". Я отвечаю, что пусть я буду распоследний дурак и тупица, но колечек наших в обиду не дам.
Приехали они, и в три-то голоса мы так ладно спели, что Нимцевич нам поверил и пробил это дело в Москве. Нас перевели к нему на пять месяцев, и Вера с Игорем колечки наши в «Антарес» заделали великолепно. Я помогал, конечно, как мог, но в основном, конечно, как кухонный мужик: посчитать темп перерождения, сфокусировать каскады, подтвердить плавность перехода. Попутно тут еще пара таких дел подвернулась, и, короче, Нимцевич нас возлюбил.
Именно из-за этого и случилась та история, о которой я хочу рассказать. Кончились все монтажные работы, пошли поузловые комиссии, по частям идет пуск, и тут прибывает к нам из-за океана депутация, половина — нобелевские лауреаты, всего душ десять и три переводчицы из «Интуриста», то есть про Достоевского могут, про шашлык — тоже, а про вырожденное демпфирование попутных носителей — ни туды, ни сюды. Соответственно, собирает Нимцевич бригаду и меня в нее включает, поскольку, говорит, товарищ Балаев отчетливо представляет себе установку и обладает даром просто говорить о сложных вещах. А товарищ Балаев эту приманку глотает — и леска натягивается.
Я, конечно, объясняю гостям, что «Антарес» — установка грандиозная, сам, слава богу, каждый день пять километров туда, пять обратно. Убеждаю, что она на полкилометра запрятана в землю, общую блок-схему растолковываю. Но гостей наших все это мало трогает. Им подавай конкретные цифры по самым мелким вопросам: "А как вы то? А как вы се? Каков режим? Чем обеспечивается? За какое время? Периодичность контроля? Система отсчета? Сколько стоит?" Короче, узкие специалисты.
Два дня мы осматривали внешний овал, а на третий, когда побрели на внутренний, у меня вся охота говорить по-английски прошла. Накрепко прошла, на всю жизнь. И стараюсь это я немножко поотстать, хотя здесь, можно сказать, самое интересное-то и начинается. Нимцевич впереди всех, он в восторге оттого, что рассказывает понимающим людям о таком деле, катится, как колобок, вверх, налево, вниз, направо: "Давайте сюда зайдем, там посмотрим! Вот разделители, вот ловушки, вот подготовка инжекции, вот выводные лабиринты!".
А ко мне пристраивается мадам Элизабет Ван-Роуэн, статная такая интересная женщина лет сорока, виднейший специалист по нейтронной баллистике. Она уже все свои мишени, антимишени и коллиматоры отсмотрела, и мы, слава богу, ведем с ней разговор на общие темы.
И проходим мы как раз мимо нашего экспериментального зала. И вижу я сквозь стекло Игоря, как он командует разборкой стендов. Я его приветствую, он нас тоже, мадам Ван-Роуэн из вежливости спрашивает меня, кто это, что это, я ей из вежливости объясняю, сами понимаете, увлекаюсь и начинаю лекцию про наши колечки.
