Алексей Гребенников - Третий экипаж (сборник)
Чужие мне снились часто. Но ксенопсихолог Вероника оставалась недоступной. Другой вес, другой класс. Она – человек со шканцев, я с бака. Собственно, и Чужие не снились мне. Просто в забортной тьме медленно крутились звездные течения, играя смутными отблесками…
А потом ксенопсихолог Вероника стояла рядом с капитаном Поляковым, опять далеко от меня, как другая галактика. Длинные ноги, зеленый комбинезон, подобранные волосы. Вряд ли она выделяла меня в общем строю. Это на Земле никак нельзя было не заметить мой роскошный «мокрый дуплет».
Ах, любовь на заднем сиденье! Моя девушка не напрасно плакала, провожая нас всех на «Уззу». Она плакала навзрыд, правда, ксенопсихолог об этом не знала. Ее дело – Чужие, ее дело – возможный контакт, возможные модели поведения. Расставания с любимыми не затрагивают ее холодного ума. Я для ксенопсихолога всего лишь один из многих, что-то вроде Черного Ганса – нашего палубного кофейного агрегата. Потому она и не снится мне, а снятся Чужие – клубящаяся за бортом тьма. Мораль, она ведь как линия горизонта – ее можно пересечь только ночью, при выключенном свете. А как увидеть ксенопсихолога при выключенном свете? Это на Земле девушки с радостным визгом прыгали в мой летающий рыдван. Врожденное несовершенство самой ординарной летающей машины легко можно выдать за роскошь богатого «бугатти-ту», ведь желтые брызговики, блестящие китайские зеркала, чехлы из меха чебурашки, руль диаметром с глушитель и глушитель калибром с руль – устанавливал я сам.
«Может, еще наддув вкорячить?»
«Вкорячить можно, – соглашались ремонтники. – Только во что это обойдется?»
Обойтись могло в цену самой машины. Такие кредиты мне не светили. Ну, мелкий ап-грейд, ну, замена сцепления, убитого в любительских драг-заездах, теперь это не важно. Не какие-то особенные качества привели меня в экипаж «Уззы», а всего лишь прихоть судьбы: можно сказать, для меня постарались террористы, ранившие Лаваля. Правда, стармех Бекович сразу меня полюбил: уже на третьем дежурстве я отмывал нижнюю палубу всего четырьмя ведрами мыльной воды. Но, возможно, Бекович считал меня роботом, как знать. Своих многочисленных любимцев он с гордостью и любовью именовал ублюдками. Я бы добавил: гениальными. Самый непрезентабельный робот Бековича ножом и вилкой всего за одну минуту мог съесть стакан семечек.
Ублюдки Бековича и обнаружили аварийный участок.
«Мыши!» – доложил я (дежурный) стармеху.
«Мыши!» – доложил стармех капитану.
«Мыши? На борту «Уззы»? У нас и пылинки не может быть!»
Никто и не спорит. Пылинки у нас и не найдешь. Но на видеозаписях, представленных умелыми роботами Бековича, серые грызуны весело лакомились цветной изоляцией в сумеречных пространствах ходового (недоступного для людей) отсека.
Всё же одну мышь отловили. И обнаружили на задней лапке, как неведомое клеймо, крошечный знак «уззы» – иероглиф, читающийся как «раздвинутая решетка». Корабельный психолог фрау Ерсэль осторожно пыталась навести капитана на мысль о возможном земном происхождении грызунов, но катастрофическое несовпадение взглядов капитана и фрау Ерсэль давно известно. В их споры мог вмешиваться только доктор Лай. Оказывается, на его родном языке указанный иероглиф означает «братья». Это несколько сглаживало тревогу. Но тот же иероглиф по-китайски означал «предел знания». Это настораживало. И тот же самый знак, в зависимости от контекста, мог означать «встречу»…
…«путь терпения»…
…«большой разум»…
«А почему, черт побери, не инвентарный номер?»
Доктор Лай улыбчиво пожимал узкими плечами. Почему бы и нет? Каждый человек однажды в жизни встречает развилку. Но один садится и плачет, а другой выбирает верное направление.
«Вы еще скажите, что этот знак употребляется и как числительное!»
Доктор Лай улыбчиво пожимал узкими плечами. Понимание и объяснение не всегда совпадают. Пусть капитану Полякову не покажется странным, но в определенном контексте иероглиф «узза» в самом деле употребляется китайцами как числительное.
В результате я, марсовый Александр Стеклов, получил три внеочередные вахты, а стармех Бекович – замечание. Вполне законно, между прочим. По корабельному Уставу во всём виноват тот, на чье дежурство приходится незапланированное событие.
«Странно, что мыши начали с изоляции…»
«Почему, Бекович, вы смотрите на меня?» – возмутилась фрау Ерсэль.
Объяснять что-либо «небольшой медведице» (так переводится имя фрау Ерсэль с немецкого, а тайтай – всего лишь уважительная приставка к имени) стармех счел ниже своего достоинства. Приказ, отданный им ублюдкам, гласил: «Ловить и рубить хвосты!»
Мышам, конечно.
В космосе проблемы решаются кардинально.
дзета«…как в Гвинее».
Сравнить оранжерею «Уззы» с гвинейскими джунглями мог только мой отец.
«Там малярия и лихорадка!» – произнесла женщина, но голос отца почти не изменился. Он возразил: «Там листва в цвете!» Конечно, я узнал отца, хотя последний раз мы виделись очень давно – в клубе Славы, где друг отца Санти Альварес угощал меня бузинным напитком.
Санти Альварес был уверен, что юношам, вроде меня, ничего другого и не нужно, кровь должна кипеть в жилах сама по себе. Он видел, как жадно я осматриваю зал – кубки, портреты, модели знаменитых космических кораблей, уютные столики, за которыми сидели знаменитые и пока не очень знаменитые пилоты, ученые, конструкторы, финансисты.
«Бузинная настойка стоит копейки, а подается вообще бесплатно».
Санти Альварес мне нравился; несмотря на возраст (сорок пять лет), борода у него была белая, как у Саваофа. «Непременно прилетай, мой мальчик, в Мехико. Осенью я набираю новый философский курс. Мы всегда начинаем с самых Начал, понимаешь? Интересны всегда самые Начала. Ты ведь хочешь жить в счастливом мире?»
Я хотел. Очень.
Я собирался в Мехико.
Я тогда не знал, что, оказывается, счастье мира опирается на тайных бойцов Железного Драйдена и Санти Альвареса. Зато знал другое: Санти Альварес – друг моего отца, а мой отец, капитан Стеклов, командует Модулем – к тому времени самым дорогим космическим объектом, построенным землянами.
«Я, наверное, никогда не попаду в космос».
Санти Альварес ответил: «Как знать?»
Смысл его слов дошел до меня позже.
Однажды в «Новостях» я услышал любимую притчу Санти Альвареса – тайного финансового покровителя террористов, к тому времени арестованного властями.
У одного старика пропала лошадь. Соседи старику сочувствовали, но сам он ничуть не переживал: «Как знать? Может, это к удаче».
И правда, пропавшая лошадь скоро вернулась, даже привела с собой неизвестно кому принадлежащего жеребца. Соседи бросились поздравлять внезапно разбогатевшего старика, но тот только качал головой: «Как знать? Может, это к беде».
