Вячеслав Пальман - Красное и зеленое
Путешествие, длившееся две недели, закончилось.
Уже под утро люк открылся, три человека вышли на мостик, спрыгнули на мол и исчезли в темноте, направляясь в город. Люк корабля тут же закрылся, и уже до самого утра ничто больше не нарушало тишины уединенной бухты.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Издатель ежедневной газеты «Гамбургер анцайгер» господин Штофф был разбужен телефонным звонком. Штофф тут же глянул на часы: шесть утра.
— Ну, это уж слишком! — недовольно пробурчал он и снял трубку.
По мере того как он слушал взволнованный голос с другого конца провода, его лицо удивительно быстро менялось. Ярко выраженное недовольство сменилось изумлением, изумление — возбуждением и нервным тиком, но и это вскоре исчезло, и Штофф развил вдруг такую поспешную деятельность, какую совершенно нельзя было ожидать от располневшего и уравновешенного шестидесятилетнего господина. Не выпуская из рук трубки, он начал заикаясь что-то говорить своему телефонному собеседнику, пытаясь в то же время другой рукой надеть брюки прямо на пижаму. Одновременно он беспомощно оглядывался по сторонам и близоруко щурился, отыскивая исчезнувшие очки, словно они могли помочь увидеть того, чей голос все еще звучал в трубке. Когда попытка надеть таким путем брюки Штоффу не удалась, он в сердцах бросил их и стал приплясывать от нетерпения возле телефона, продолжая разговор. Звонка под рукой не оказалось. Тогда герр издатель швырнул в дверь стакан. На звон разбитого стекла в дверь тотчас же просунулась женская голова в папильотках.
— Боже мой, Франц, что с тобой?
— Машину! — прохрипел Штофф.
Голова скрылась.
Штофф продолжал говорить:
— Не отпускайте их от себя, Макс. В крайнем случае, заприте дверь и скажите, что потеряли ключ! Господи!.. Ну где же носки? Да это я не вам, Макс! Что? Они не хотят ждать? Скажите им, что наша газета даст сегодня раньше полудня экстренный выпуск. Два тиража! Я сейчас выезжаю. О! Это же просто несносно — забирать на ночь сорочку. Эй, кто там? Нет-нет, я не вам, Макс… Сейчас же звоните на радио, в телецентр… Да-да, это я вам, Макс… На какое время они хотят? На восемь утра? Скажите, что будут, будут все, кому надо и кому не надо… Ну вот, теперь порвались резинки! Что за напасть! Бетти, Бетти, куда ты пропала, иди же сюда! Господи, какая у меня нерасторопная жена!.. Да, да, да! Давайте его сюда, Макс… Здравствуйте, герр Ильин! Очень, очень рад… Я много наслышан о вас. Как ваше драгоценное здоровье? Ах, вы торопитесь? Самое большее десять минут, герр профессор… Да, да, сейчас я приеду, и мы все устроим, как вы желаете. Эй, где там машина?
Утренний туалет герр Штофф заканчивал уже в автомобиле. Он кое-как приладил галстук, зашнуровал туфли и только тут с неудовольствием увидел в зеркальце свою небритую физиономию. Черт с ней, с физиономией! Такая сенсация приходит раз в жизни.
Машина неслась по пустым улицам города с предельной скоростью, но пассажиру казалось, что они стоят на месте.
Он выходил из себя. В промежутках между понуканиями и ругательствами в голове предприимчивого издателя мелькали цифры. «Два, три тиража… Пока другие газеты пронюхают, мы уже дадим экстренный выпуск. Двести, нет, триста тысяч! Можно и полмиллиона, без сомнения, все разойдется… Нужно только выжать из посетителей побольше фактов. И его газета станет самой ходовой и популярной в их большом городе и за его пределами. Вот вам и Ильин! Выплыл-таки из небытия! А думали, что он не существует, что это миф… Неужели он в самом деле создал такое удивительное средство?»
Машина с ходу качнулась на тормозах и застыла у подъезда редакции.
Издатель выскочил из машины и трусцой бросился в дом, отдуваясь и вытирая вспотевший от волнения лоб.
В холле был только один Макс, дежурный швейцар. У Штоффа похолодело сердце.
— Упустил?
— Нет, герр Штофф. Они сидят в вашем кабинете.
— О!.. — И Штофф кинулся в кабинет.
Навстречу ему поднялись трое. В высоком худощавом блондине с упрямым подбородком издатель узнал Ильина. Три месяца назад, во время «зеленого бума», мюнхенские газеты печатали его портрет, выкопанный из архивов гестапо.
— Я очень рад… — начал Штофф, приятно улыбаясь и растягивая свои небритые щеки.
Но Ильин предостерегающе поднял руку. На чистом немецком языке он сказал:
— Мы спешим, герр издатель. Давайте ближе к делу. Вашу газету мы выбрали потому, что она хоть и робко, но выступает против атомной войны…
— Очень признателен вам… — не удержался Штофф.
Но Ильин, казалось, не обратил никакого внимания на его любезную реплику и спокойно закончил мысль:
— …то есть помогает делу мира. Я понимаю, что мы для вас находка. Пусть будет так. Деловая сторона нашей с вами встречи на этом и основывается. Вы сейчас же оповещаете все газеты, радио и телевидение о пресс-конференции в восемь утра. Сейчас шесть тридцать. Полутора часов достаточно. За это я лично вам или по вашему выбору любому из сотрудников сообщу некоторые подробности, касающиеся моего открытия. Итак?..
— Согласен. Я уже начал работать. — И Штофф положил руку на телефонный аппарат. — Где вы желаете провести пресс-конференцию?
— У вас. Здесь.
— Прекрасно. Итак, я начал…
— Один вопрос, герр издатель.
— К вашим услугам…
— Номер телефона советских представителей.
— Извольте…
В последующие двадцать минут Штофф и его верный Макс без передышки вызывали номер за номером, орали в микрофон так, что черная пластмасса становилась чуть ли не мягкой на ощупь, в озлоблении били трубками по аппаратам и снова кричали до хрипоты. Уже на пятой минуте такого усердия хлопнула входная дверь и какая-то личность без галстука влетела в кабинет, на ходу открывая авторучку.
С ним в отдельной комнате тут же заперся Ильин, чтобы дать первое интервью первому счастливцу для гамбургской газеты. Сотрудник оказался «на высоте». Листки с драгоценными записями через полчаса запорхали на пути в типографию. Еще через двадцать минут застучали линотипы, и буквы стали строиться в авторитетные печатные строчки газетного столбца.
Тем временем на улице против издательства вкось и вкривь стали автомобили. Неслись куда-то, словно ошалелые, люди. Сквозь толпу протискивались операторы, журналисты шумели, никто толком не знал, в чем дело. Фотокорреспонденты заранее облюбовывали себе места в помещении редакции — кто на столе, кто в углу, кто на книжном шкафу. Штофф преобразился. Полный загадочности, он теперь уже не суетился, не бегал, а со знанием дела рассаживал корреспондентов, успокаивал особо нетерпеливых и приятно улыбался, хотя всем хотелось сейчас вместо его улыбки услышать несколько весомых слов. Именно здесь, в этот суетливый час, опровергалась старая, как мир, поговорка о том, что слово — серебро, а молчание — золото…
