В. Бирюк - Урбанизатор
— Широковато, далековато…
— Не жадничай. Дай и другим вражьей крови попробовать.
Я уже говорил: в колчане — 30 стрел, мои стрелки выпускают полный колчан за 2–3 минуты.
Это и есть бой. «Момент истины». Апофеоз, кульминация.
Всё остальное… «подход-отход». Всё, что происходило за последние дни с момента появления «дедушек-послов» на Стрелке, многое, что случилось раньше, за годы моей жизни в «Святой Руси», куча всяких мучений, болей, трудов, переживаний и нервничаний — так, «притопы-прихлопы». Вот для этого. Чтобы поместить «правильных» людей с «правильным» инструментом в «правильное» место.
Два десятка луков, шесть сотен стрел… Лишь бы противник вошёл в устье оврага, над котором, на высоченном обрыве с левой стороны, Любим скрытно располагает стрелков.
Илья всё сделал правильно: вывел марийское воинство на лёд реки перед устьем оврага, заставил «онов» выдвинуть в первый ряд стрелков, построил пешцев плотными рядами. Я бы сказал: «сомкнув щиты», но… Ни здоровенных викинговских или древнеславянских дур, ни «русского миндаля во весь рост»… Маленькие тощие мордовского типа щиты, «мордовки». Одна на троих…
А что по этому поводу говорил Юрий Ким?
«Не видно даже брюк на них,
Одна „мордовка“ на троих,
И шорты, и шорты, и шорты».
Шорт — нету. Не сезон. А так — похоже: брюк — не видно, только — штаны.
Это же охотники! Не — воины. Они в «бега» шли, а не в битву. Даже у кого и было — третьего дня в «Великой Битве» покидали. Удирать со щитом неудобно. Остались — только у самых храбрых. И у самых жадных — своё же! Вот кто со щитом — тот и «на щите» будет. В смысле: в первый ряд.
«Унжамерен» очень грамотно выпустили вперёд удмуртов — у тех стрелки почти все. Первые стрелы с обеих сторон легли в снег, удмурты перебежали поближе. После третьего залпа марийские стрелки завопили и побежали к копейщикам, после пятого — копейщики тоже побежали назад.
Охотники — очень терпеливые люди. Без терпения — зверя не возьмёшь. «Без труда — не вытащишь и рыбку из пруда». Только терпение и стойкость… чуть разные свойства. Стойкости здесь — не наблюдается.
Полусотня «горных» попыталась остановить бегущих — их снесли, просто затоптали. Илья попытался как-то организовать… Здоровый мужик, но когда «свои» лупят со всех сторон… Долбанули по кумполу и сшибли с ног. Панически орущая и вопящая толпа, отплёвываясь редкими стрелами и копьями, валила по оврагу. «Унжамерен», понимая, что такое счастье — «ворваться на плечах противника» — упускать нельзя, вместе с удмуртами ринулись в атаку. Все ж охотники! «Лови перепелку!» — с молоком матери.
Когда основная масса втянулась в узость, Любим скомандовал «бой».
По сути — всё. Через две минуты внизу не осталось и десятка бойцов противника, из которого не торчала бы стрела. Из многих — две.
Тут я выскочил на край обрыва и истошно завопил:
— Ончыко! Пуштын пытараш!
Что должно было означать: вперёд, режь-бей-убивай. И прочее нехорошее.
Все всё поняли, послушались и пошли. Но не сразу.
Сначала мои гридни, стоявшие в верхнем конце оврага, рявкнули дружно и, опустив обнажённые сабли перед собой, двинулись шеренгой на толпу беглецов. В середине шёл Салман, в обнимку со своим здоровенным палашом, и радостно улыбался. Человек собрался заняться своим любимым делом: «потрошением придурков». Что ж ему не порадоваться? От предвкушения.
Беглецы сообразили, что тут будет хуже, чем в любом другом месте, вспомнили моё «наведение порядка в строю», и повернули назад. Затоптанные в склон оврага «горные», само-откопались, выслушали мнение Саморода о них самих, об их матушках и о прочих предках, вплоть до мифической медведицы, и побежали за ним. Прямо на немногочисленных и раненых воинов противника. А уж когда и Илья, крайне обиженный за свою пострадавшую голову, выбарахтался из сугроба, да вытащил свой широченный двуручник, да вылез на протоптанную в снегу дорогу…
«Дорога — это место, по которому русские собираются проехать».
Здесь — пройти. Он уже вполне собрался. И что ему тот десяток бедолаг, которые сдуру оказались на том месте, по которому он собрался…? «Раз махнёт — будет улочка. Отмахнётся — переулочек».
Катящиеся вниз по оврагу мари радостно визжали и тыкали копьями во всё «унжамеренское». А с каким восторгом они рубили раненных врагов топорами! За всё! За всё! За всё! И за свой недавний страх — особенно.
У противника с поля боя ушло едва ли десятка два бойцов. Ещё осталась цела та сотня удмуртов, которая так и не вступила в бой в буреломах на горе. Через час Могута сообщил, что они убрались из леса. Позже мы узнали, что в тот же день среди наших противников возникла ссора, в которой все выжившие «унжамерен» были перебиты.
Наши потери — около тридцати человек. Половина — затоптанные своими же раненные, из тех, кто словил вражеские стрелы в первой фазе битвы.
Что больше всего меня порадовало: дорезание, вырезание стрел и обдирание покойников — обошлось без меня.
Ещё было приятно видеть, как Мадина перебинтовывала Саморода — его, всё-таки, зацепило, и приговаривала:
— Как меня перевязывать — тебе можно, а как мне тебя — нет. Я тоже хочу. Чтобы ты знал, как это больно.
Ну и бог им в помощь. Кажется, мужик начинает выходить из своего… «русского нацизма».
Как я теперь понимаю Боголюбского в Янине! Победа — только очередной шаг. Она решает одну проблему и создаёт кучу новых.
Устроили в таборе такой… йумаш. По случаю победы. Тут я и конкретизировал. Объявил о ближайших имплементациях «моего закона» и происходящих от этого э-э-э… «казусах»:
— Вы присягнули мне, вы приняли мою волю, мой закон. Теперь вы его исполните. Велю: вся сегодняшняя добыча — моя. Тихо! У кого будет найдено хоть что с поля — вор. Вору — смерть. Молчать! Ещё: собрать и отдать мне всё цветное железо — золото, серебро, медь, олово, свинец, бронзу и латунь. Цыц! Кроме двух вещей: нательный серебряный крестик, как у меня. И обручальное серебряное кольцо. Крестик может носить каждый, принявший крещение, кольцо — венчанные. Ещё: сдать все драгоценные камни, шёлк и жемчуг.
* * *«Имей совесть и ни в чём себе не отказывай» — всегда актуальное пожелание.
«Совесть» я поимел — пришёл, спас. Теперь — «не отказываю».
Этот пункт самый болезненный. Потому что — «отдай». И отдай — сразу. Но мне нужны цветные металлы. Золота у них почти нет. А вот грязного серебра, оловянистой бронзы… Придётся искать мастера по очистке. Нужен «кузнец по серебру».
Самоцветы, бриллианты… не здесь. Жемчуг… мелкий северный должен быть. Какие-то шёлковые тряпки… найдём. Десяток рубах, полсотни платков со всего народа.
