Джек Вэнс - Планета приключений
— Мне она нравится больше, чем Тунсланик, — заметила Эдви. — Меньше декламируешь литании, и к тому же свободен целый день.
— Тунсланик — ужасно скучная религия, — согласилась Хейзара. — Все эти заучивания наизусть! И помнишь ужасный Коннаклав Душ, когда священники становились такими фамильярными? Мне намного больше нравится Пансогматический Гнозис.
Дордолио покровительственно усмехнулся:
— Вы не представляете, насколько религия может оказаться обременительной. Я сам предрасположен к религии. К доктрине Юао, конечно, и к некоторым направлениям синкретизма или, скажем точнее, ко всем окружающим аспектам Несказанности, дающей удобный случай проявить себя. Основная аксиома этого учения гласит, что мы движемся по кругу, переживая всевозможные теологии.
Анахо, до сих пор обижавшийся на Рита, смотрел в другую сторону.
— А что скажет Адам Рит, ученый этнолог? Какими теофизическими откровениями может он с нами поделиться?
— Никакими, — ответил Рит. — А точнее, очень немногими. Мне кажется, что человек и его религия — единая вещь. Но тут есть одна непонятная деталь. Каждый человек проецирует в окружающий его мир форму собственного мировоззрения. Он приписывает Создателю свою волю и позицию. Религиозный человек может сам себе все загадки Мироздания объяснить. Когда споришь с фанатиком, он чувствует угрозу своему убогому мирку, и от этого приходит в ярость.
— Интересно! — воскликнул жирный торговец. — А атеист?
— Он не проецирует образы на окружающий мир. Тайны вселенной он принимает как вещи сами собой разумеющиеся; он не чувствует необходимости в той или иной степени навешивать на них человеческие маски. В противном случае соотношение между человеком и формами, которые он придал непонятным ему явлениям, меняется, и придуманное человеком божество начинает с легкостью манипулировать им.
Капитан поднял кубок вина и залпом опорожнил его.
— Возможно, вы правы, но в таком случае никто не может изменить себя. Я знаю множество людей. Я бродил среди небоскребов Дирдиров, по садам Синих Чашей и бывал в замках Ванкхов. Я знаю людей и то, как они меняются. Я побывал на шести континентах Тскейя; помог тысячам мужчин, ласкал тысячи женщин, убил тысячу врагов. Я знаю Юао, бинтов, валэлюкианцев, счемоли, с одной стороны; с другой стороны, степных кочевников, жителей болот, островитян, каннибалов Ракха и Кислована. Я видел разные народы, видел и похожие. Все пытаются получить максимум преимуществ от своего существования, но в итоге все гибнут. Ни один из них не показал себя лучше другого. Мой бог? Добрый старый «Варгаз»! Конечно! Как утверждает Адам Рит, это — я сам. Когда в бурю «Варгаз» стонет под ударами волн, я дрожу, сжав зубы. Когда мы скользим по темной воде в свете розовой и синей лун, я играю на лютне, одеваю красную резинку на лоб, пью вино. Я и «Вар-газ» — мы служим друг другу, и в день, когда «Варгаз» уйдет на дно, я утону вместе с ним.
— Браво! — воскликнул Пало Барба — воин, который тоже выпил много вина. — Я придерживаюсь точно такого же вероучения! — Он выхватил меч, поднял его так высоко, что свет фонаря стал играть вверх-вниз по его клинку. — То, что для капитана «Варгаз», для меня — меч.
— Отец! — воскликнула его оранжевоволосая дочь Эдви. — А мы все время думали, что ты придерживаешься Пансогматизма!
— Пожалуйста, убери клинок, — попросила Вал Дал Барба. — А то ты разойдешься и еще отрежешь кому-нибудь ухо.
— Кто? Я? Воин-ветеран? Как могла ты вообразить такую вещь? Ладно, все, как ты пожелаешь. Я заработаю сталью еще не один кубок вина.
Разговор продолжался. Дордолио с важным видом прошелся по палубе и встал рядом с Ритом. Когда он заговорил, в его голосе зазвучала шутливая снисходительность.
— Удивительно, обнаружить кочевника — столь искушенного в дискуссиях и к тому же столь оригинального.
Рит усмехнулся Тразу:
— Кочевникам не нужно строить из себя шутов.
— Вы меня запутали, — объявил Дордолио. — Точно ли ваша родина степь? Какого вы племени?
— Моя степь далеко отсюда. Мое племя рассеяно по всей планете.
Дордолио задумчиво потянул себя за ус:
— Человек Дирдиров уверяет, что у вас амнезия. Согласно словам Принцессы Синего Нефрита, вы представляетесь как человек из другого мира. Юноша-кочевник, который знает вас лучше всего, ничего не говорит. Я допускаю, что это может быть очень любопытно…
— Любопытство — главное отличие живого ума, — заметил Рит.
— Да… Да… Согласитесь с тем, что я слабо разбираюсь в абсурдных вопросах, — осторожно подъехал Дордолио к Риту с другой стороны. — Вы сами придумали, что вы из другого мира?
Рит засмеялся и не ответил. Вместо этого он сказал:
— Существует четыре возможности. Если я действительно из другого мира, я могу ответить только «да» и «нет». А если я не из другого мира, я могу также ответить «да» или «нет». В первом случае я попадаю в неудобное положение. Во втором и вовсе можно меня не уважать. Если же я не отвечу, то я буду выглядеть помешанным. Четвертый вариант представляет собой единственную ситуацию, когда вы не сочтете меня ненормальным. Следовательно, как вы понимаете, я заявляю, что ваш вопрос — абсурд.
Дордолио зло потянул себя за ус:
— Вы, в каком-то отдаленном роде, член «культа»?
— Скорее всего, нет. Хотя какой «культ» вы имеете в виду?
— Культ Изучающих Тенденциозности, служители которого привели к разрушению двух наших великолепных городов.
— Как я понимаю, неизвестные враги разбомбили города.
— Не совсем так. «Культ» подстрекал атакующих. «Культ» — причина.
Рит покачал головой:
— Непостижимо! Враг разрушил ваши города, а ваша озлобленность направлена не против этого врага, а против искренней и мыслящей группы соотечественников. Ненормальная ситуация.
Дордолио холодно оглядел Рита.
— Ваши выводы временами граничат с сарказмом.
Рит рассмеялся:
— Оставим… Я ничего не знаю о вашем «культе», так же как о своем происхождении, так что предпочитаю амнезию.
— Любопытная амнезия, когда во всех остальных отношениях вы кажетесь совершенно нормальным.
— Я удивляюсь, почему вас это так беспокоит, — задумался Рит. — Например, что вы скажите, если окажется, что я претендую на инопланетное происхождение?
Дордолио поджал губы, заморгал, глядя на фонарь:
— Мои мысли не идут так далеко. Но мы не стали бы преследовать отдельную личность. Опасная это мысль — древний мир людей!
— Опасная? С каких пор?
Дордолио печально усмехнулся:
— Это — темная сторона человеческой природы, которая словно камень, обросший мохом. Верхняя сторона, подставленная к солнцу и воздуху, — чистая; откатите камень и посмотрите вниз — навоз и ползающие насекомые… Мы, Юао, хорошо знаем это; ничто не бывает открыто с аваила. — Дордолио пожал плечами. И когда он подводил итог, какая-то снисходительность зазвучала в его голосе. — Вы стремитесь в Кат, что вы будете делать там?
