Спартак Ахметов - Калейдоскоп. Научно-фантастические повести и рассказы
Машина мчалась по боковой улице со скоростью шестьдесят миль в час. Когда она проезжала мимо нас, я увидел Джо, сидевшего на заднем сиденье.
— Останови их! — закричал я главным образом самому себе, потому что сидел за рулем. Я одновременно нажал на акселератор и рванул рычаг переключения скоростей, но толку от этого не было никакого.
Остановил их Нед. Крик мой прозвучал как приказ. Нед высунул uолову наружу, и я сразу понял, почему большая часть приборов смонтирована у него в туловище. Наверно, мозг тоже. В голове, разумеется, оставалось мало места, раз там была запрятана такая пушка.
Семидесятимиллиметровое безоткатное орудие. Пластинка, прикрывавшая то место, где у людей бывает нос, скользнула в сторону, и показалось большое жерло. Здорово сделано, если подумать. Точно меж глаз, чтобы было удобно целиться. Орудие помещено высоко, лазить за ним не надо.
Бум! Бум! Я чуть не оглох. Разумеется, Нед был прекрасный стрелок — я тоже был бы прекрасным, имей я вычислительную машину вместо мозга. Он продырявил задние скаты, и машина, зашлепав по мостовой, встала. Я медленно выбирался наружу, а Нед рванулся вперед со спринтерской скоростью. На этот раз они даже не пытались бежать. Остатки их мужества улетучились, когда они увидели меж глаз Неда дымящееся жерло орудия. Роботы аккуратны в этом отношении, и, надо думать, он нарочно не убрал торчавшую пушку. Видимо, у них в школе роботов проходят психологию.
В машине сидели три человека, и все они задрали руки вверх, как в последнем кадре ковбойского фильма. Пол машины был уставлен любопытными чемоданчиками.
Сопротивления никто не оказал.
Китаец Джо только заворчал, когда Нед сказал мне, что настоящее имя Джо — Стэнтин и что на Эльмире его ждут не дождутся, чтобы посадить на электрический стул. Я обещал Джо-Стэнтину, что буду иметь удовольствие доставить его на место в тот же день. Пусть он и не пытается увильнуть от наказания при помощи местных властей. Остальных будут судить в Канал-сити.
День был очень хлопотный.
С тех пор наступило спокойствие. Билли выписался из больницы и носит мои сержантские нашивки. Даже Фэтс вернулся, хотя теперь он время от времени трезв и избегает встречаться со мной взглядом. Дел у нас мало, так как город наш стал не только тихим, но и честным.
Нед по ночам патрулирует по городу, а днем работает в лаборатории и подшивает бумаги. Возможно, это не по правилам, но Неду, кажется, все равно. Он замазал все пулевые царапины и непрерывно начищает значок. Не знаю, может ли быть счастливым робот, но Нед, видимо, счастлив.
Могу поклясться, что иногда он жужжит что-то себе под нос. Но, разумеется, это шумят моторы и прочие механизмы.
Если задуматься, то мы, наверно, создали прецедент, сделав робота полноправным полицейским. С завода еще никто не приезжал, и я не знаю, первые мы или нет.
Скажу еще кое-что. Я не собираюсь оставаться навечно в этом захудалом городишке. Приискивая новую службу, я уже написал кое-кому.
Поэтому некоторые будут очень удивлены, узнав, кто станет их новым начальником полиции после моего отъезда.
Перевод с английского Дмитрия Жукова.Сергей Павлов
БАНКА ФРУКТОВОГО СОКА
— Мирза, хочешь галету? Держи! Робот растерянно вертит галету.
— Что я должен сделать? — осведомляется он своим трескучим голосом.
— Съесть ее, дурак.
— Галета — пища людей, — флегматично отвечает робот.
— Тебе сколько лет, Мирза?
— Пять лет я принимаю и выдаю информацию.
— Ну вот. А я занимаюсь этим уже двадцать пять лет. И не тебе меня учить, молокосос. Понял?
— Что такое молокосос? Горин расхохотался.
— Отстань от него, — поморщился Ильин. — Вечно ты засоряешь ему блок информации.
— Ну нет, — возразил Горин, ловко вскрывая банку с фруктовым соком. — Если уж его угораздило попасть в наше общество, то пусть, по крайней мере, усвоит несколько мужских привычек.
— Мужчины — лучшая часть человечества, — заявил робот.
Ильин поперхнулся консервированным молоком и строго посмотрел на хохочущего товарища.
— Давно хотел спросить: чем объяснить твою, мягко выражаясь, странную манеру смеяться по малейшему поводу?
— Ты сухарь! Населить космос смехом — значит сделать его обитаемым. Этот неписаный закон космонавтов я двенадцать земных месяцев усваивал на Меркурии.
— Этим язвительным тоном ты тоже обязан Меркурию? — продолжал Ильин.
— Эх, старина, поживешь в космосе с мое — узнаешь.
Ильин впервые участвовал в межпланетной экспедиции, и его несколько задевал шутливо-покровительственный тон Горина.
Резкий звонок возвестил конец отдыха. Они помогли друг другу закрепить шлемы, и, проверив герметичность скафандров, открыли нижний люк бункера. Грушеподобное тело робота первым протиснулось в переходную камеру.
Горин на четвереньках вполз в заиндевелый каменный мешок. Он отрегулировал освещение, устроился поудобнее на левом боку и включил агрегат. Голубой луч вошел в красноватую твердь. Где-то рядом в своем забое так же вгрызался в породу Ильин.
«Сегодня взорвем монолит, — мысленно прикинул Горин, — и завтра, если все пойдет гладко, можно начать бурение скважины».
Инженер-селенолог по профессии, он с самого начала посвятил себя трудной, подчас опасной, но увлекательной работе по изучению недр планет земного типа. Три года назад участвовал в комплексной экспедиции на Меркурий. На всю жизнь запомнились ему вспененная пятнистая поверхность планеты, близкий, иззубренный скалами горизонт, лужицы расплавленного свинца и громадный пылающий шар беспощадного Солнца… И еще запомнилась тогдашняя мечта: вернуться на Землю и бесконечно долго наслаждаться голубыми океанами ее воздуха и воды, зеленью лесов и полей. Когда экспедиция закончила работу, он ходил по улицам города и долго не мог привыкнуть к жизнерадостной суете людского потока. Красивые здания — а широких проспектах почему-то казались ему игрушечными. А потом он вдыхал волнующий аромат полевых цветов, и его наполняла непонятная грусть; капли росы, сверкающие в траве, казались звездами…
Однажды он заплыл далеко в море и, лежа на спине, следил за полетом чаек. И именно тогда ему показалось очень важным — во что бы то ни стало попасть в число участников экспедиции на луны Юпитера.
Настойчивость, великолепное здоровье и, главное, опыт работы на Меркурии помогли осуществить желание. В Институте космологи он впервые встретился с Николаем s Ильиным и Клодом Живье — будущими товарищами по путешествию к лунам Юпитера на планетолете «Торнадо». Шесть месяцев занятий и тренировок промелькнули быстро. И вот наступил последний вечер на Земле. Это был теплый летний вечер, украшенный жемчужным сиянием полной луны и тихой грустью голубых глаз Вероники…
Воспоминания теснились в голове, наплывая и растворяясь, как призраки, а руки работали размеренно и точно пока не затекли окончательно.
Горин выключил подачу энергии. Оснащение скафандра мешало лечь на спину, и он отдыхал, лежа лицом вниз, вытянув усталые руки вдоль туловища. При здешней небольшой силе тяжести поза особого значения не имела. Мешали только едкие капли пота на лице — их невозможно было стряхнуть.
Когда же началась эта мучительная тоска по Земле? Сразу после старта «Торнадо»? Нет. Тогда он думал о предстоящей работе и немного — о глазах Вероники. А вот потом… Потом у самой орбиты Марса произошло несчастье с Клодом Живье. Монтируя датчики приборов на внешнем корпусе планетолета, он вдруг перестал отвечать на контрольные вызовы. Весельчак Клод… Когда его тело в скафандре внесли внутрь корабля, на левой стороне шлема обнаружили голубую сосульку замерзшего воздуха. Сюда угодила метеоритная пылинка, адская скорость которой убила товарища.
Полет решено было продолжать. О случившемся сообщили Земле, и вскоре одна из двух аварийных ракет «Торнадо» унесла страшный саркофаг по орбите Марса навстречу перехватчикам с марсианского космодрома «Деймос».
На первую крошечную луну Юпитера высадились без происшествий. Она имела в диаметре всего тридцать километров. Планетолет пришлось пришвартовать к планетке, как океанский лайнер к разгрузочной пристани. Странно было видеть громадное рыбообразное тело «Торнадо» среди хаоса черных бесформенных скал.
Потянулась длинная цепочка трудных, порой невыносимо тяжелых дней, принесших первую горечь ошибок и первую радость удач. Работа, которой с лихвой хватило бы на троих, потребовала крайнего напряжения сил, изобретательности, технической смекалки, изворотливости. Выемка грунта под жилой бункер, его установка и оснащение необходимыми материалами, приборами, инструментами и энергетическим оборудованием, лучевая проходка штреков, подготовка площадки для бурения скважин и, наконец, наклонное бурение с отбором образцов горных пород — все это до предела насыщало шестнадцать рабочих часов в сутки. Оставалось восемь часов на сон и еду…
