Харлан Эллисон - «Если», 1994 № 09
— Коснулся… — словно не веря своим глазам, проговорил Охотник.
Совсем близко я слышал тяжелое, прерывистое дыхание, кто-то явно сдерживал рыдания. Я почувствовал под рукой грубую ткань рукава, вспомнил, как, потеряв кольцо королевы, я чуть не ударил слугу за то, что он посмел участливо коснуться меня, вспомнил и вздрогнул от стыда, но справился с собой.
— Знаешь, что ты пытаешься удержать, Томас? Показать тебе?
— Нет! — Пронзительный, теперь уже точно женский визг. — Господин мой, ты обещал!
— Обещал. — В холодном, жестоком голосе Охотника звучало злое торжество.
Бедное создание на ощупь представлялось мне вполне нормальным; мои руки обнимали слабые, покатые плечи. Я все еще поддерживал его.
— Ты, некогда такое прекрасное существо… — с презрением цедил Охотник.
Тонкие плечи теперь тряслись от рыданий.
— Мое обещание, — продолжал Охотник, — должно было оставаться в силе, пока ты не предашь меня. Ну а теперь? Хочешь, чтобы пригожий Томас увидел тебя?
Рыдая совсем по-детски, служанка вырвалась у меня из рук и убежала.
— Ну, Томас, — сказал мне Охотник, — и что же стало с рыцарем?
Сказал бы я ему… Оставалось повернуться спиной и нарочито неторопливо отправиться в сад.
Услышав, как за ним закрылась дверь, я вернулся в комнату. Расставил мебель, вымел остатки разбитого шара. Они были тусклые, как грязная вода. Потом я снова вышел в сад, нарвал ирисов, засунул в середку еще какой-то желтый цветок и поставил их в кувшин на столе, чтобы слуга сразу увидел букет.
Этой ночью мне снился сон, первый из моих снов в Эльфийской Стране, который я запомнил. Прекрасная Элеанор, вся в лунном свете, шла по синевато-серебристой крыше замка, держа в руках мальчишескую рогатку. Она стреляла в белого голубя осколками тусклого стекла. Во сне этим голубем был я, и, когда острый, как стрела, осколок полетел прямо в меня, я вскрикнул и сел на постели.
Моя комната была полна звездным светом. Цветы на столе шевелились, кто-то переставлял их в кувшине.
— Ох! — Моя служанка явно не ожидала, что я проснусь. Я перекатился на бок, сердце все еще колотилось после сна. Теперь, когда я вспоминал его, все там казалось таким красивым: лунный свет Срединного Мира блестел на осколках, серебрил острую черепицу и белую рубашку Элеанор… Но это был ужасный сон. Не скоро я смог уснуть снова, но перед тем запомнил робкую руку, нежно и осторожно отводящую волосы от моих глаз; птичье прикосновение пальцев, едва ощутимо гладивших меня по голове до тех пор, пока я наконец не уснул.
* * *Поскольку Охотник не удосужился рассказать королеве о своем визите, это удовольствие досталось мне. Когда она в следующий раз прислала за мной, я официально преклонил колена у ее ног.
— Ты что это, Рифмач? — развлекаясь, спросила королева. — С чего бы?
— Госпожа, — произнес я в своей лучшей придворной манере, — один из ваших подданных ударил моего слугу без малейшей на то причины.
— Охотник, — уверенно сказала она. — Я запрещу ему входить в твои комнаты, Томас. Не бойся.
— Но мой слуга…
— Это дело Охотника и твоего слуги. Не вмешивайся.
От досады я прикусил губу. Говорить дальше было небезопасно.
— Твои слуги — это и мои слуги тоже, ты же знаешь, — сказала она ласково. — В конце концов, за их благополучие не ты отвечаешь.
— Охотник был жесток, госпожа. Он сказал, что мой слуга раньше был так прекрасен, а теперь так уродлив, что на него никто и смотреть не в силах. Он сказал, что мне нарочно дали в слуги урода. Я убью этого заносчивого мерзавца. Если ты попросишь.
— И умрешь, пока будешь собираться. Я еще не готова потерять тебя, миленький мой. Не ищи участи героя, мой Рифмач, мой красавец. Все мои герои мертвы: блестящий Оссиан и нежный Мананнан…
— Я присоединюсь к ним в аду, — пробормотал я ей в ухо, опьяненный самой мыслью об опасности.
— Нет. Этого не случится, — вздохнула она. — А если случится, значит, нет справедливости на Небесах. У тебя иной путь.
Она произнесла это с такой уверенностью, что я замер.
— Что ты имеешь в виду под «моим путем»?
— Я не «имею в виду». Я знаю. — Затаив дыхание, она резко пригнула мою голову, требуя поцелуя. — Чем больше ты рассказываешь мне, тем больше я знаю. Твое прошлое становится для меня твоим будущим…
— Я не понимаю…
— Тебе и не надо понимать…
Я оттолкнул ее на подушки.
— Хватит! Хватит с меня твоих загадок!
Ее глаза широко раскрылись, стали странными, невидящими, желтыми.
— Знаешь ли ты час своей смерти, Рифмач?
— Я…
— Я буду тогда с тобой, Томас…
Я ощутил жуткий озноб. Дикая королева наклонится надо мной и поцелует в холодеющие губы, высасывая мой страх смерти, как нектар. Это ее право, это моя плата за некогда брошенный ей вызов.
— Томас, — сказала она, — меня так мучит жажда.
Она касалась меня до тех пор, пока я не поднялся, и я любил ее так, как только может мужчина любить женщину.
— Радость моя, — сказал я, гладя ее волосы.
— О Томас, — она крепко прижала меня к груди.
— Что я буду без тебя делать?
— У нас еще есть время, — утешил я. — Целые годы.
Но ее молчание красноречивее слов сказало мне, что это не так.
— Возвращайся со мной, — выпалил я бредовую мысль. — Выходи за меня замуж.
Она широко раскинула руки. Между ними засияла радуга и обернулась вокруг нас; от переливов красок кружилась голова. Заблудившись в красках, я не чувствовал ни рук, ни ног.
— Никто еще не предлагал мне выйти замуж, — сказала она. — Ты странный человек, Арфист.
— И я никому раньше не предлагал этого, — ответил я сухо. — Наверное, чтобы решиться сделать предложение, мне потребовалась Королева Эльфов, не меньше. Какая жалость, что ты отказала мне; могу спорить, за тобой дали бы неплохое приданое.
И тут, к совершеннейшему моему изумлению, королева спросила:
— А что такое приданое?
Я объяснил.
* * *Я снова грезил об Элеанор, о голубе и рыцаре. Королева могла преградить Охотнику доступ в мои комнаты, но его загадка уже успела войти. Мне снилось, что я закончил балладу. Каким-то образом Элеанор узнала о ней и теперь ночами сидела в одиночестве с арфой на коленях и пела. Эта арфа была в моих руках: я был Элеанор, мое тело — ее телом, мои пальцы — ее изящными маленькими пальчиками. Я мог чувствовать, как ее слезы катятся по моему лицу. Я проснулся, чтобы выплакать их.
Печальная Элеанор, преследующая меня во снах… сумеет ли она узнать мою песню?
