Андрей Дмитрук - Следы на траве (сборник)
Днище кузова заслонило Ляховича от осколков и взрывной волны, только в уши будто вогнали по плотной пробке… Сильвия! Он представил себе ее изорванной горячим металлом, искалеченной — и, не помня более ни о чем, выскочил наружу.
На дороге вокруг шевелились поверженные архангелиты. Сильвия полулежала, опираясь на левый локоть, чумазая, но с виду мало пострадавшая, только гнилая блестящая кожура разодралась где только можно. Прочие участники шествия разбегались по склонам, стремясь вниз, к городу. Несколько человек стреляли из пистолетов по биплану.
Не дожидаясь, пока грозный Кабрера швырнет вторую гранату, Пауль подхватил девушку на руки…
Чуть позже, благополучно опустившись по шоссе, Пауль затащил девушку в один из промороженных бараков, где были выломаны двери. Сильвия, перемазанная сажей от факелов и раскисшей косметикой, казалась мертвой, маятниками болтались руки и ноги. Уложив подругу на пол, Пауль кое-как отер мокрым снегом ее лицо. Она застонала, выругалась: открыла закатившиеся под лоб глаза… и вдруг со всего размаха влепила Паулю звонкую пощечину.
В следующие несколько минут Ляховичу пришлось усмирять разбушевавшуюся девицу. Еще не слишком владея своим телом, Сильвия тем не менее дралась руками и ногами, царапалась, несколько раз пыталась укусить своего спасителя — и непрерывно поносила Пауля, да так, что смутился бы даже портовый сутенер…
Вот и стало все понятно: почему в отрешении, подобно биокиберу, шагала Сильвия на стадион; откуда взялись длинные, гладкословные ее монологи. Гипнарк! Полезная штукенция: вкатил человеку шприц, а потом читай ему вслух хоть всю Библию; запишется, как на магнитофон, и по условному сигналу отбарабанит человек весь текст от корки до корки — что приятно, при выключенном сознании. Одно плохо: коряво отходит гипнарк, и бредом, и мордобоем…
Неожиданно Сильвия точно проснулась после дурного сна. Забавно шмыгнув носом, снизу вверх посмотрела на Пауля — недоуменно, но уже с оттенком кокетства. И засмеялась так радостно и смущенно, что у Ляховича сразу отлегло от сердца.
— Ой, видел бы ты, на кого ты сейчас похож!..
— Сама ведь отделала, чертова кошка! — притворно нахмурился Пауль, ощупывая свежие царапины на лице и шее.
Она снова засмеялась, но уже по-другому… Агитатор зубами скрипнул от внезапно нахлынувшего желания.
— Иди ко мне, дурачок! — сквозь смех еле выговорила Сильвия и расстегнула на своем комбинезоне «молнию» от горла до живота…
Когда они, обнявшись, вышли из барака, стояло уже позднее сырое утро. Целуясь на каждом шагу, Пауль и Сильвия тронулись по пустому шоссе в Нижний город.
Добредя до рано открывшегося винного погребка, они умылись, прижгли свои раны йодом из аптечки; затем Сильвия привела в порядок волосы, и они сели за столик. Ворчливый заспанный хозяин, знавший во всех подробностях события прошедшей ночи, поставил перед ними чашки горячего эрзац-кофе. Хозяин всячески поносил «прохвостов» и «разгильдяев», превративших город в бардак. Оказывается, поход архангелитов не кончился бегством с Запретной горы. Вновь собравшись в районе церкви Сорока мучеников, они зарядились спиртным, разбились на группы по пятьдесят-сто человек и пошли по Нижнему — надо полагать, сводить счеты с недругами… Теперь кругом пожары, прогремело уже несколько взрывов, и незадолго до прихода молодых людей в сторону площади Бьернсона проехала колонна грузовиков с солдатами.
Потом хозяин оставил их в покое: они выпили по глотку скверного, но бодрящего пойла и опять поцеловались.
— Да, городишко спятил, — сказала Сильвия и потерлась щекой о пальцы Ляховича. — Надо драпать отсюда куда-нибудь в глушь… На ферму, к черту на рога! Поедешь со мной ты, суженый мой… подарочек?
— Куда? На ферму? — Сильвия часто-часто закивала.
— Только нас там и ждали! — Пауль взял ее израненную ручонку в свои ладони. — Послушай… Я бы с тобой пошел, как говорится, на край света, да толку нет. Спятил не один Новый Асгард — вся эта поганая страна, вся Вальхалла, понимаешь? Хотя она никогда и не была нормальной…
— Ладно! — Она опустила голову. — Я знаю… все, что ты скажешь дальше. Надо ехать в Вольную Деревню, да? Хорошо. Отвези меня туда. Наверное, я имею право на кусочек здоровой жизни… — Сильвия всхлипнула. — Хочется быть красивой, и чтобы внутри было все в порядке. Родить сына! Ты мне сделаешь сына?
— Можно и троих, была бы охота! — невольно расплылся в улыбке Пауль.
Хозяин вызвал им такси — у девушки были деньжата, перепавшие от оранжево-голубых. Пауль решил поселить Сильвию пока что на квартире Георги — тем более что там начиналась Тропа.
…Чувство неминуемой беды явилось еще в машине, когда он увидел за углом столб сизого дыма.
Не было больше ни красной занавески в окне первого этажа, ни явочной квартиры, ни самого дома. Обугленные балки, черные дыры оконниц. Кутаясь в одеяла и чудом спасенные шубы, сидели на узлах или бродили по двору погорельцы. Изрядное число их топталось вокруг чего-то, лежавшего у крыльца.
Пауль подошел. Сильвия зажала рот, чтобы не завопить.
Лицом кверху лежал Михай Георги, голый, с порезами на груди, с обожженными дочерна ляжками, и вместо глаз у него были багровые ямы. Рядом уткнулась в грязь окостеневшая женщина. По черным с сединой космам Пауль узнал Эдит. Между ее лопатками была фигурно вырезана полоса кожи — в виде буквы S, первой в слове «Сатана»…
К вечеру положение в столице стало вдесятеро страшнее. Стихия оранжево-голубого мятежа окрепла. К бандам из Нижнего, оравшим и размахивавшим факелами, топорами, самодельными бомбами, скоро присоединились бронетанковые части. Архангелиты, накопившие громадные запасы гипнарка и других наркотиков, легко привлекли на свою сторону солдат, и те, уже не выходя из эйфории, выполняли сейчас любые приказы «святых наставников»…
Пауль и Сильвия видели, как алопятнистые боевики осаждают зал Единства Духа, где раньше проводились «вдохновляющие» собрания клансменов. Здание окружали баррикады. Мятежников поддерживали бронетранспортеры с пулеметами, батарея полевых орудий. У одного из чернокожих автоматчиков, лежавших за мешками с песком, как косой, сбрило кисти обеих рук; другой негр опрокинулся навзничь, в спине у него была дыра величиной с тарелку. Последними защитниками твердыни клана оказались даже не гвардейцы — «любимые сыновья», а младшие дети «колена Лоа», наследственного полка для выходцев из Африки, еще более бесправных, чем азиаты. Видимо, понимая, что в случае победы архангелитов их, черных «язычников», ждет куда худшая участь, чем белых граждан, африканцы дрались с остервенением, не отступая ни на шаг.
