Сергей Жемайтис - Жестокий шторм
— Пока трудно сказать. Думаю, что, если мы будем сидеть здесь развесив уши, он спрячется вон за той портьерой…
Бетти вскрикнула, метнулась к лейтенанту Лоджо, с ужасом глядя на портьеру.
Малютка Банни засмеялся:
— Ну, ну, мэм! Если бы он забрался туда, то мы бы уже не сидели, а лежали рядком на палубе.
Бетти вырвалась из объятий лейтенанта Лоджо.
— Банни! А я-то тут при чем? Неужели он хочет убить и меня?
— Не знаю, мэм. Думаю, ваша очередь не первая. Ему неймется убрать вначале дочку хозяина с ее мужем и дружками. Ну, потом меня. Есть у него зуб и на Ника. Так что вы — последняя в его списке. Только не пугайтесь, мэм. Мы весь этот список перечеркнем, а на обороте напишем его имя. Так что будьте в хорошем настроении и не высовывайте носа из каюты.
— Ой, Ник! Банни! Теперь я припоминаю, где я видела его.
— Ну, ну, мэм, шевелите мозгами!
— Бетти! — театрально воскликнул лейтенант Лоджо. — И ты молчала!
— Не придала значения, Ник. Только теперь поняла, почему он так посмотрел нам вслед. Боже! Какой у него ужасный взгляд!
— Плохой знак, мэм. Так что сидите дома.
— Банни!
— Слушаю, мэм.
— У вас нет такого пистолета, как у него?
— В том-то и дело, что нету, мэм.
УДАЧНЫЙ ЛОВ
Петрас высоко поднял леску с серебряным якорьком из строенных крючков и стал опускать ее за борт. Ему помогал Алексей Горшков, разматывая капроновую нить с проволочной катушки. Глядя на их сосредоточенные лица, старшина Асхатов сказал:
— На такой леске, помнишь, Петрас, мы палтуса вытащили, только тогда на крючке была нажива. Сколько хочешь было у нас наживы, а здесь надежда на чистое счастье. Надо, чтобы попался косяк рыбы. Ну, ну, молчу, ребята. Давайте багрите, чем черт не шутит. Только бы акула не схватила. Тогда леска полетит. На акулу надо линь, тот что от такелажа остался, с поводком из стального тросика. — Он любовно посмотрел на мачту и парус, лежащий на палубе, потом, прищурясь, перевел взгляд на небо. Там плыли густые серые тучи. На западе алела полоска чистого неба. Асхатов сказал: — Ночью будет ветер. Засвежеет. Только нам теперь это не страшно. Лишь бы не шторм. И шторм после всего — пустяк. Да шторма не будет. Так, обыкновенное волнение баллов на пять.
Сказав это, старшина подумал, не спуская глаз с Петраса: «Вдруг чего-нибудь подцепят ребята? Хотя вряд ли. Какая может быть рыба за столько миль от берега! Но пусть ловят. Надежда — великая вещь, и делом заняты».
Катер сильно покачивало, круг горизонта то расширялся, то суживался. На юге зачернело что-то вроде дыма. Попристальнее вглядевшись, старшина с огорчением удостоверился, что это облако. Нет, в океане больше никого не было, кроме КР-16 да волн, чуть-чуть припудренных изморозью пены.
Петрас через каждые десять — пятнадцать метров задерживал спуск снасти и минуту-другую то опускал, то поднимал ее на метр. Сам он никогда не ловил рыбу таким способом, только слышал, что так ловят в Атлантике.
Наконец на глубине около ста метров Петрас едва не выпустил леску: так сильно рвануло ее у него из рук.
— Есть! — закричал Горшков и поспешил на помощь Авижусу. Минут пять они вдвоем тянули леску, несколько раз им казалось, что рыба сорвалась, но это она, стараясь освободиться от крючка, рывком поднималась вверх. Почувствовав в руках трепещущую тяжесть, Петрас, обжигая леской руки, тянул и тянул неведомую добычу.
Горшков и старшина безмолвно следили за каждым движением Петраса. Горшков наматывал леску на катушку, старшина стоял посреди палубы, упершись руками в колени, у него перехватывало дыхание, когда леска ослабевала.
— Сачок бы, — прошептал Петрас.
Старшина бросился на корму и принес обруч с брезентовым конусом, служивший плавучим якорем. Петрас помотал головой:
— В нем дыра. Придется так…
На крючок боком подцепилась метровая треска, в прозрачной воде было видно, как она, беспомощно обвиснув, приближается к поверхности. Петрас плавным движением руки выхватил рыбу из воды и опустил на палубу. Здесь она сорвалась с крючка, запрыгала по палубе. Алексей Горшков грудью упал на нее и лежал, блаженно улыбаясь.
— Теперь не уйдешь. Все! — крикнул он, глядя на товарищей. — Да возьмите же ее, она выскальзывает!
Старшина схватил треску под жабры и высоко поднял:
— Килограммов пять с гаком! Теперь мы живем, — сказал он. — Теперь мы можем хоть два раза Тихий переплыть. Закидывай еще раз на удачу, Петрас.
Моторист вытащил подряд, одну за другой, еще две трески, зато потом больше не поймал ни одной.
— Прошел косяк, — сказал Петрас Алексею Горшкову. — Наверное, мы самый его конец захватили. Теперь еще ночью порыбачим.
Они прислушались, потянули носами: с камбуза доносилось потрескивание жира на сковороде. Катер окутал аромат тресковой печенки, которую жарил Асхатов.
К немалому огорчению Алексея Горшкова, старшина на обед выдал всего по небольшой порции этого аппетитного блюда и только по одному куску вареной трески.
— Нельзя много сразу. Вот привыкнем, тогда можно будет есть от пуза, — сказал старшина. — Теперь, друзья мои, мы на коне. Планктон вещь неплохая, да все не то. И не всегда он есть, хоть и пишут, что им покрыт весь океан. Вот сегодня мы вынули из сачка граммов сто, не больше. Спасибо, треска выручила. Благодатная рыба, а печенка прямо королевский харч! Нам бы напасть еще на косячок и вытащить десятка два тресковин…
Рыбу разрезали на тонкие длинные ломти, присыпали остатками соли, чудом уцелевшей в банке из-под карамели, и повесили сушить на стенках рубки.
К закату солнца ветер почти совсем стих. Пришла редкая за все плавание тихая ночь. На промытом дождями небе ярко горели звезды. Океан слабо светился.
После ужина Петрас снова закинул свою снасть и на этот раз с пятидесятиметровой глубины вытащил небольшую, отливающую серебром рыбу.
— Да это же горбуша! — воскликнул старшина. — Вот где она жир нагуливает! Закидывай еще, Петрас, пока не ушла.
Петрас стал ловить рыбину за рыбиной. Около двенадцати часов ночи он спросил усталым голосом:
— Может быть, хватит на сегодня?
Старшина Асхатов и Алексей Горшков на палубе чистили рыбу. Горшков, азартно работая ножом, сказал:
— Ну что ты выдумал? Лови, пока ловится. Давай я потаскаю.
Но старшина остановил его:
— Петрас прав. Довольно пока. У нас теперь еды месяца на два запасено. Только бы не испортилась.
— Не испортится, — заверил Петрас, — если не будет сильных дождей. Хотя в дождь уберем в кубрик, в рубку или в трюм. Нет, не дадим испортиться!
— Теперь мы живем! — воскликнул Горшков и предложил закусить на сон грядущий: его вахта начиналась с шести часов, до этого времени стоять за рулем должны были старшина и Петрас.
