Рэй Брэдбери - Курсанты Академии
Он заметно постарел, пил «кока-колу» и жевал бутерброд. По всем параметрам, известная личность. Если Джек получил Пулитцеровскую премию, то графика Хэннеса продается в лучших галереях на Пятьдесят седьмой улице по заоблачным ценам. Но есть разница между теми, кто иной раз мелькает на телеэкране, и знаменитыми. Репортеры знают, на кого направлять свои камеры. У Сирила не одна Пулитцеровская премия — целых три, и знающие люди говорят, что он получил бы и Нобелевскую, если бы у него хватило ума родиться в Боливии или Чехии. Что же касается Айзека, то Айзек есть Айзек. Советник президентов, доверенное лицо власть имущих, постоянный гость в токшоу Джека Паара, звезда сотен рекламных роликов. Он не просто знаменит. Его знают все. Куда до него сенаторам, губернаторам, кардиналам. Я видел его, спасибо телевидению, на Гавайях, в Австралии, во время океанских круизов… А ведь он никуда не летает.
Старую фотографию многократно увеличили, и Даймон Найт печально взирал на нее, когда мы с Доком подошли, чтобы пожать ему руку.
— Мы были такими детьми, — вздохнул он. Все так.
Младшему, Сирилу, было шестнадцать, старшему, Дону Уоллхайму, двадцать три или двадцать четыре.
В эти дни о футурианцах написано так много, что я сам уже не могу отличить правду от выдумки. Если судить по прессе, мы с самого начала демонстрировали свою уникальность. Да, конечно, сами мы о себе именно так и думали, но, боюсь, абсолютное большинство наших родственников и знакомых придерживалось прямо противоположного мнения. Айзек работал в кондитерской родителей. Джонни Мичел помогал отцу расшивать шелковые платки, Дирк Уили заливал баки автомобилей на бензозаправке в Куинсе, Дик Уилсон развозил тележки с женской одеждой в торговом квартале на Седьмой авеню. У многих из нас постоянной работы не было вовсе. Не забывайте, по стране еще тянулся шлейф Великой депрессии. Я считал себя счастливчиком, когда меня нанимали убирать грязную посуду в ресторане или курьером в страховую компанию.
Молодая женщина подошла к нам. Оторвалась от списка гостей, посмотрела на меня и, что удивительно, обратилась ко мне, не перепутав фамилии:
— Я из «Сэтудей ивнинг пост видео», — представилась она. — Вы — один из основателей клуба футурианцев, не так ли?
— Мы все основатели. Вернее, Док и я. Деймон присоединился к нам чуть позже.
— Значит, вы с самого начала знали доктора Азимова и мистера Корнблата?
Я вздохнул. По собственному опыту я уже знал, что за этим последует. Женщину не интересовал я сам.
Если она и заговорила со мной, то лишь для того, чтобы я поделился своими воспоминаниями о суперзвездах. Вот я и рассказал ей три или четыре истории из дюжины тех, что держал наготове на такой вот случай.
Я сказал ей, что Айзек жил на одном конце Проспект-Парк в Бруклине, а я — на другом. О том, что после встречи, любой встречи, футурианцы ужасно не любили расходится, а потому бродили по пустынным улицам чуть ли не до рассвета, разговаривали, иногда пели (Джек и я до того, как он написал первую пьесу), Док декламировал стихи, Сирил и я старались взять верх в игре «Невероятные вопросы».
— «Невероятные вопросы»? — переспросила женщина.
— Да, такую мы устраивали викторину. Наше изобретение. Сложная игра. Мы задавали вопросы о том, чего люди еще не знали. К примеру, какого цвета воздух?
— Синий, синий, как небо?
Я широко улыбнулся.
— Вы проиграли. У воздуха нет цвета. Он выглядит синим благодаря рэлеевскому рассеиванию. Но принцип вы уловили — это были невероятные вопросы, и если кто-то находил правильный ответ на один из них, он становился победителем, а игра заканчивалась.
— Значит, вы и доктор Азимов обычно играли в эту игру…
— Нет, нет. Играли в нее я и Сирил. Айзек принимал в ней участие, лишь когда мы заходили к нему.
Рано утром, если гуляли по улицам всю ночь. На заре пересекали парк, пару-тройку раз останавливались, чтобы забраться на деревья. Сирил это обожал — залезть на дерево и имитировать крик чирка, зовущего самочку. Правда, самочка ни разу так и не прилетела.
Потом заходили в кондитерскую родителей Айзека, в половине шестого она уже работала, и его мать наливала нам по чашке бесплатного топленого молока.
— Бесплатного топленого молока, — просияв, повторила женщина. Это была та самая подробность, которую она искала, которая так нравится что читателям, что зрителям. Она задала следующий вопрос: — Вы уже знали доктора Азимова, когда он написал свое знаменитое письмо президенту Рузвельту, положившее начало Пасаденскому проекту?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но меня опередил Док Лаундс:
— Черт побери, женщина, Айзек не имеет отношения к этому письму. Его написал Алексис Кэррел. Айзек подключился к проекту гораздо позже.
Женщина посмотрела в свои записи, потом на нас.
Взгляд ее не удивил ни меня, ни Дока. Читалась в нем жалость. Она нас жалела.
— Я так не думаю, — ответила она, правда, достаточно вежливо. — У меня здесь все записано.
— Записано неправильно, — отрезал Док и попытался объяснить ей, как все было на самом деле.
Может, мне не следовало бы все это повторять, поскольку эти факты ни для кого не составляют тайны.
Альберт Эйнштейн в своем письме президенту предупреждал, что гитлеровская Германия стоит на пороге создания, как он написал, «атомной бомбы». Он хотел, чтобы ФДР принял необходимые меры и Соединенные Штаты Америки первыми заполучили это новое оружие. Об этом узнал доктор Алексис Кэррел. Он был биохимиком и не хотел, чтобы Америка тратила время и деньги на непонятную атомную энергию. Поэтому он убедил своего друга, полковника Чарлза А. Линдберга, передать президенту Рузвельту совсем другое письмо.
Линдбергу это решение далось нелегко, поскольку возникла политическая проблема. Конечно же, Линдберг был знаменитостью. Одинокий Орел, человек, которому в конце двадцатых годов впервые в мире удалось перелететь Атлантический океан. Но за десять с небольшим лет для Линдберга многое изменилось. Его обвинили в сочувствии нацистам, кроме того, он принял активное участие в деятельности крайне правых республиканских организаций: «Первый американский комитет», «Лига свободы» и так далее, которые ставили перед собой две цели: не связываться с Гитлером и вышибить из Белого дома демократа Франклина Делано Рузвельта.
При этом у Линдберга оставалось много влиятельных друзей. Ему потребовалось два месяца, но в конце концов он удостоился пятиминутной аудиенции. Произошло это в Уорм-Спрингс, штат Джорджия. И президент прочитал письмо Кэррела.
Рузвельт не был ученым, не было ученых и в его окружении. В конце тридцатых годов ученых особо не жаловали. Так что ФДР не понимал разницы между расщеплением атомных ядер и созданием болезнетворных организмов, однако до него сразу дошло, что вывести смертоносные культуры куда дешевле, чем тратить миллиарды долларов на сооружение заводов по производству плутония. А ФДР не хотелось затевать новый дорогой проект. Поэтому Эйнштейну указали на дверь, а перед Кэррелом зажегся зеленый свет.
