Игорь Денисенко - Ронин
— Сколько вы возьмете за перевод?
— Три рубля за страницу.
— А если там ничего нет? Вы же знаете, что я ищу?
Я пожал плечами, собираясь уходить.
— Постойте, — Гершензон сглотнул, словно принятое решение комом стояло у него в горле — Я согласен. Только переводом вы будите заниматься у меня. Поживете некоторое время.
— Так не пойдет. Мне нужны справочники, словари и ещё масса всякой литературы. Мне нужна библиотека. Давайте так. Я переписываю у вас страницу от руки с оригинала, потом приношу перевод и вы расплачиваетесь?
— А где гарантия, что вы найдя искомое не исчезните вместе с текстом?
Я опять равнодушно пожал плечами и отвернулся.
— Я согласен, — донеслось до меня, когда я взялся за ручку двери. Голос был слабый и какой-то потусторонний, словно это не Гершензон произнес а призрак отца Гамлета.
Мы ударили по рукам и подписали самое странное в мире соглашение.
— Я одно не могу понять откуда вы узнали, что написано не видя книги? — спросил затаив дыхание Борис Абрамович.
— Есть много друг Горацио такого, что и не снилось нашим мудрецам. Скажем, я знал того человека, который продал вам эту книгу.
Слова мои произвели воистину потрясающий эффект. Борис Абрамович попятился, лицо его приняло землистый оттенок. Ещё чуть-чуть и я уже грешным делом подумал он перекреститься. Но нет. Он благополучно плюхнулся задом в гамбсовское кресло и схватился за сердце.
* * *Если вы сражаетесь с противником — давите его. Рубите его со всей силой и яростью, на какую способны. Рубите его всем весом тела. Давите его морально. Дайте понять противнику, что вы сильнее и умнее его, что ваша победа только дело времени. Вселите в него эту уверенность. И тогда он дрогнет и побежит. Гоните его. Не давайте ему ни опомнится, ни собраться с мыслями. Ужас поселится в его сердце и он не будет думать ни о чем кроме спасения собственной жизни. Вы думаете я говорю о тактике?
Но я говорю о себе. Меня гнали и догоняли большую часть моей жизни. Мне не давали жить и опомнится. Если и выдавался спокойный период, то я использовал его по максимуму изучая и готовясь лишь к следующему бегству. Позор. Какая-то часть меня давно боролась и противилась этому позору. Но прочитав очередное послание самому себе, там у серого гранитного валуна, я внутренне решил — с меня хватит. Предупреждая сам себя о том, чтобы не выкладывал цепочку, которая воистину станет звеном цепи следующих событий. Гершензон предупреждает полицию, и меня хватают, но не потому, что я беззащитен или застигнут врасплох, а скорее от внутренней усталости беглеца. Очень пригодятся документы сделанные Востриковым. Документы чистые как и цепочка и меня отпускают. Выйдя из полицейского участка, я отправляюсь к заветному камню. И отправляю сам себе записку, в патроне и пустой коробке из под чая 'товарищество Абрикосова'. Дальнейшее я вижу бес труда. Видимо встречу тут босоного мальчика по имени Леша, представлюсь ему Ронином и скажу найти и примкнуть к ячейке большевиков товарища Петровского. Из такого расклада он мне нужен. Нужен, поскольку именно он сделает мне документы, и именно он так вовремя войдет в кабинет управляющего. Но в тоже время я напишу никому не верь. Востриков примет меня неизвестно за кого и начнет под угрозой смерти выпытывать рецепт вечной жизни. Если б, он знал как это тяжело жить практически вечно, усмехнулся я. Пожалуй не согласился бы ни за какие коврижки платить такую цену за бессмертие.
Я ведь бессмертен. Возможно, бессмертен. Я потерял счет своим годам. Когда это всё началось мне было 27. Семь или восемь лет жизни я провел в других временах и ни капли не изменился. Раны заживают на мне как на собаке. В 4Зьем мне вырезали две трети желудка. Проходя в 39ом медосмотр я выяснил, что желудок оказался цел. А шрамы и рубцы полученные во время войны потихоньку стирались. Рассматривая свою голову в зеркале с облупившейся и почерневшей амальгамой в зачуханном номере трактира, я обратил внимание, что шрам от пули чирком распоровшей мне кожу у виска совсем пропал. Пропал, как и пропали другие шрамы. Не оказалось шрама от ножевой раны в боку и от штыка на плече ничего не осталось. Осколочный на затылке наверняка тоже исчез. Лучшим способом заживление ран оказалось перемещение во времени. Время словно само пытается загладить свои парадоксы. Если так и пойдет дальше, то возможно…Если конечно не погибну, я смогу дойти до начала времен. Только зачем? Зачем?
Знаю одно. Мне предначертан путь и это путь воина. Значит надо постараться пройти его достойно. Нанеся максимальный урон врагу и принести максимальную пользу.
Кому и какую пользу? Спросите вы. Ведь у ронина нет хозяина и он никому не служит?
Служит. Своим внутренним убеждениям правоты и правды, своему пониманию добра и зла. И я уже служил своей земле, своему народу. И очень надеялся послужить ещё.
Только мне нужно было время подготовиться к следующему сражению.
* * *— Дело ваше барин, но сдается мне, что нелепое вы придумали. Вы уж простите мужика неотесанного.
Кузнец Прокоп на неотесанного мужика совсем не походил. В черных глазах была видна насмешка и ум, и многолетний опыт. А ещё это было видно по его ножам, которые продавались на рынке. Легкие кованые ножи, с простыми деревянными рукоятками из березового капа, резали гвозди как колбасу. И я выяснил у торговца где найти кузнеца. Прокоп встретил меня не очень гостеприимно. Сильные жилистые руки Прокоп сложил на груди и от этого казался ещё шире. Большая окладистая борода пропахшая дымом и пожженная местами от пламени, росла практически от самих глаз. Войлочная шапочка на голове тюбетейкой не выглядела, хотя по форме и была на неё похожа, зато делала хозяина похожим на Гефеста, каким он и был.
— Мне нужна сабля сделанная по моему рецепту и определенным способом, — терпеливо повторил я. Способ кузнецу я уже обрисовал в общих чертах.
— Где это видано над железом так изгаляться? — не уступал Прокоп, — Нужна сабелька, так мою возьмите. Чем плоха?
Сабелька Прокопа действительна была не плоха. И случись мне рубится на дуэли, я скорее всего её бы и взял без долгих раздумий. Но в сражении мне нужен был катана.
И скорее 'тати' катана с длиной клинка более 75 см. Длинная рукоятка меча 28 см позволяла бы рубить двумя руками и сразу насмерть. Война не дуэль и реверансы в виде мелких ранений мне наносить ни к чему. И нужно учитывать, что на теле будут кирасы.
— Ну хорошо, — сказал я, видя что упрямого кузнеца не переубедить, — Вот скажи, выдержит твоя сабля если я черенок лопаты разрублю?
— Это от умения зависит, — усмехнулся кузнец.
