Олшеври - Вампиры
Усталой походкой идет она к гробу, глаза сияют алым наслаждением, на губах кровавая пена. Минута, и она исчезла.
- Теперь скорее вон отсюда, - говорит Петро и берет меня за руку.
- Да-да, вон, - шепчу я, - и пора.
Едва дотащился до своей постели и упал, как убитый.
7-го
Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в первый раз встала Рита. Но по порядку.
После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без видений.
Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной стоит Рита. Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.
- Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака залезли в мою капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять решетки и глупые цветы, - кричит Рита.
- Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, - говорю я.
- Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! - и она тащит меня в капеллу.
Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна капеллы решетки из омелы и теперь они с Петро укрепили их на место и всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти белые цветочки не что иное, как чеснок.
- Прикажи убрать, прикажи убрать! - кричала Рита. Я взглянул на Петро.
- Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.
- Нет, сегодня же, сейчас! - настаивала Рита.
- Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не станет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой, - сказал я самым равнодушным образом, - вот тебе ключ от выходной двери капеллы, завтра, когда ты пожелаешь, тогда и очистят здесь. Я прикажу.
Рита взяла ключ и еще колебалась; Петро в это время проговорил, ни к кому не обращаясь:
- Надо прочесть "Аве Мария", солнце закатывается.
- Уходите прочь, я замкну дверь, - сказала Рита.
Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.
- Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все приготовили, - сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно. Голос был такой ясный.
Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.
- Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один и что Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что я говорил правду и только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Хорошо там, он говорит!
- Дело, дело говори, пора уже, - перебил его Петро.
- Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы через нее нечистая сила не проходит, - а двери, кроме наружной, замкнули и залили свинцом, смешанным с св. облаткой, так что ходу им, кроме двери, нет.
Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили... так через четверть часа и пойдем.
Я буду держать кол, Петро ковчежец и ты, Карло, должен вбить кол. Не бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор. Покончим с женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?
Я согласился.
Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.
Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солнца.
И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении:
Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаз а...
Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня - черные, милые глазки, но они не смотрят...
Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви... я чувствую нежные руки... запах роз... скоро-скоро она будет совсем моей, моей обожаемой женой...
"Идем", - говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут... кто, куда, зачем?
Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами...
Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками.
Жарко и душно.
Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку.
В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки... Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.
Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:
- Ударь, сильнее ударь!
Я повинуюсь, поднимаю руку и... вдруг два милых, черных глаза тихо открываются, смотрят на меня, не мигая губки шепчут: "Карло".
"Бей, бей", - кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю молоток... черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята... Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.
Слышу отчаянный крик, злобный хохот... и теряю сознание.
Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:
- Ничего, отойдет, это "она" его заколдовала. Ну, да мы в обиду не дадим.
Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.
- Сорвало крышу, сломало старый дуб! - кричали голоса. Я вскочил на ноги.
- Ну, это "они", ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда же такая непогодь? - сказал Петро.
- Да, не иначе, как "они", теперь "их" время, - подтвердил доктор.
Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с св. облаткой, как сделали это и раньше с остальными дверями. И вот теперь "нечисть", не находя выхода, вызвала бурю.
Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу.
Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто могучей рукой потрясал их... Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.
Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза...
Буря ревела неистово.
Каждую минуту, казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.
Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.
