Журнал «Если» - «Если», 2000 № 09
Кариша в ответ улыбнулась. И несмотря ни на что, он снова отметил, как она прекрасна, пусть даже черты лица не слишком подогнаны одна к другой. Адреналин, скудный источник энергии, уже иссякал, и усталость вновь сковала Патрика.
— Может, поговорим как-нибудь в другой раз? Я едва на ногах держусь.
Он разжал пальцы, уместил наконец их в карманах, и, поежившись от холода, обошел девушку и двинулся дальше. Но она метнулась к нему. Он краем глаза заметил быстрое движение, но ничего не успел предпринять: белое сияние снова летело к нему с такой скоростью, что все слилось в сверкающий туман. Патрик отпрянул и попятился, совсем как вчерашней ночью, но потерял равновесие и сел на землю. И пополз, чтобы не дать свету коснуться его.
Он помнил это странное, ползучее, потрескивающее нечто, проникавшее сквозь одежду. И сейчас извивался на холодном асфальте, пытаясь увернуться от танцующего огня.
Она неожиданно оказалась рядом, встала на колени. Пальцы на его плече были так же невесомы, как воздух, но достаточно сильны, чтобы остановить его бесполезные метания, удержать на месте.
— Ничего страшного. Все в порядке. Тебе не причинят зла. Ты один из нас.
— Что?
Он отчаянно завертел головой в поисках спасения. Но вокруг — никого. Улица оставалась пустой и темной.
— Тебе не причинят зла, — твердо повторила она и для пущей наглядности поднесла руку к свету. Луч послушно потянулся к ней, совсем как накануне, коснулся пальцев и поглотил сначала их, потом ладонь, запястье…
Земля под его руками была прохладной и сырой, и Патрик, жадно глотая воздух, схватил пригоршни мокрой травы. И попытался успокоиться.
— Что это?
— Я уже сказала: один из нас.
— Нас? Кто такие «мы»? Это шутка, верно? Розыгрыш? Ларри вас подбил?
Не столько вопрос, сколько мольба…
Свет отступил, снова вернув ей руку.
Ну, конечно! Кто-то из его команды решил поразвлечься! Спятившая девица со светом-пожирателем. Но как это объяснить? Неужели и сам он тронулся?
— Пожалуйста!
Она снова коснулась его.
— Позволь мне объяснить. Я объясню, как ты здесь оказался. Покажу твое истинное обличье.
Патрик медленно кивнул, готовый на все, лишь бы прояснить обстановку. Наверняка Ларри прячется в кустах, чтобы в подходящий момент выскочить с дикими воплями.
— Мое истинное обличье?
— Твои родители научили тебя принимать такой облик для защиты. Потому что ты был совсем маленьким, когда их корабль потерпел аварию на этой планете.
Она провела ладонью по его телу, но теперь ее прикосновение потеряло былой дар отвлечь его и утешить. Патрик недоверчиво нахмурился и заерзал по траве.
— Когда их корабль…
Он осекся, сам не понимая, то ли от смеха, то ли от ужаса.
— Когда-нибудь слышал о Росуэлле, штат Нью-Мексико?
— Угу. То место, где, как предполагают, разбился космический корабль.
Патрик снова заерзал, пытаясь встать, хотя знал, что это невозможно. — Об этом знают все, кто смотрит телевизор! Оказалось, что все это чушь собачья. Метеорологический зонд или что-то в этом роде.
— Это действительно было крушение ремонтного корабля с планеты Гаэара. Двое из команды погибли. Троим удалось уйти. Твоим родителям и тебе. Они приняли человеческое обличье, научили тому же тебя и сумели ассимилироваться в окружающем мире.
— Постойте! Эта история с Росуэллом приключилась в пятидесятых!
— В сорок седьмом по земному отсчету.
Ага, вот она, та обмолвка, которой он ожидал!
— Но мне всего двадцать пять!
— Мы стареем гораздо медленнее людей. Неужели ты никогда не замечал, как молодо выглядели твои родители?… Чтобы воспитать тебя человеком среди людей, им приходилось переезжать с одного места на другое, чтобы никто не заметил, как медленно ты растешь.
У Патрика потемнело в глазах. Теперь он вспомнил не раз смущавшие его в детстве вещи. Странное чувство «дежа вю», еще в школе непонятная уверенность в том, что какие-то книги уже не раз прочитаны, а темы занятий хорошо известны. И разве не он дважды праздновал свое десятилетие в большом старом деревянном доме и на морском побережье?
Как часто он видел выражение лиц родителей, печальное, почти скорбное, когда путал то, что случилось всего несколько лет назад? Патрик всегда считал, что их огорчает его плохая память.
— Почему они мне не сказали? — прошептал он, сам не сознавая, что уже смирился с происходящим.
— Потому что ты был слишком молод, и родители решили, что лучше все забыть. Боялись, что ты не сумеешь скрыть правды от окружающих и выдашь себя. И к тому же не знали, когда ждать помощи.
Патрик снова вцепился в траву, как в якорь, еще удерживающий его на земле.
— А мои родители? Где они сейчас?
Кариша показала на небо. На звезды, которые больше походили на маленькие плавающие огненные клубки.
— Дома, на флагманском корабле. Ждут тебя.
Это безумие. И, кажется, правда. Потому что теперь он знал, почему пляшущие огни на Айленде не пугали его. Потому что выглядели так же, как свет за окнами его спальни, когда он был совсем маленьким. В ту пору они жили далеко на севере, в канадских лесах. Теплые светящиеся шары, весело играющие на сверкающем снегу.
— Я не… не знаю…
Кариша улыбнулась и чуть дотронулась до его ноги.
— Поэтому я здесь, и я увезу тебя домой.
— Сомневаюсь, чтобы там играли в хоккей, верно?
Он оглянулся на каток. Горло вдруг перехватило тугим кольцом.
— Верно.
Она осторожно погладила его. Слепящая боль прострелила его бедро и сосредоточилась в колене. Патрик взвыл и попытался вырваться, но она цепко держала его. Еще мгновение — и боль ушла. Вместе с окружающим миром.
Он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука. В ушах стоял пронзительный вой, похожий на свист штормового ветра.
Разум подсказывал, что он мечется и извивается, стараясь освободиться, но тела своего не чувствует. Слух, зрение и голос куда-то пропали. Остались лишь смутные ощущения, твердившие: он не имеет ни веса, ни кожи. И никаких границ, если не считать тех, которые он определил сам. Ни мышц, ни волос, ни костей.
Она продолжала гладить его, добралась до черепа, расколола его раскаленными щипцами, так, что содержимое фонтаном взметнулось в небо. Оказалось, он тоже состоит из мертвенно-белого свечения, струившегося из его мозга, как вода под давлением. И это свечение, бывшее Патриком, мгновенно растворялось в воздухе.
Патрик задыхался, мучительно пытаясь втянуть воздух несуществующими легкими. Кричал несуществующим голосом, отчетливо сознавая, что рассеивается, расплывается, расползается, как пушистое облачко на ветру. Растягивается по небу такой тонкой пленкой, становится невидимым. Бесплотным, глухим, слепым. Умирающим.
Но тут Кариша потянула его обратно. Сознание этого буквально ворвалось в его тело с такой силой и неистовством, что он отчетливо услышал, как хрустят связки, скрипят мышцы. Сломанная в прошлый сезон щиколотка отозвалась нестерпимой болью, кость изогнулась до предела, грозя треснуть.
Но он приветствовал боль, как собственную душу, принимал с распростертыми объятиями, едва водопад света рванулся назад в его физическое «я». Мощь этого превращения швырнула его на траву. Он упал навзничь. Большое тело странно дергалось, как спятившая марионетка. Голова ударилась о землю, и Патрик встал на колени, кашляя и захлебываясь в приступе рвоты. Он стоял так до тех пор, пока перед глазами не поплыли острые стебли травы. Потом неуклюже откатился и сел, втягивая густой ночной воздух в обретенные легкие. Воздух скользил по горлу, такой насыщенный, что Патрик ощущал его вкус, смешанный с запахами, доносившимися с ближайших фабрик. Вкус лучшего виски.
Он снова обрел плоть и кости. И все ощупывал икры, бедра, колени. Надежные, крепкие мускулы, способные делать все, что от них требуется.
Он поспешно прижал ладони к паху, желая убедиться, что остался мужчиной. Пробежал пальцами по лицу. Надежное, крепкое покрытие из кожи, облекавшее мускулы и кости. Все на месте. Все собрано воедино.
Он сжал и разжал кулаки, потер больную щиколотку, чтобы доказать себе: все кости на месте.
Кариша протянула руку и сжала его пальцы. Патрик отшатнулся, готовый к схватке. Он убьет ее, если понадобится, но не позволит снова подвергнуть себя такой пытке.
Но она и не пыталась. Просто держала его руку в своей, изучая, поворачивая, стискивая, словно хотела почувствовать каждую косточку. Потом подняла глаза, полные непролитых слез.
— Прости, — шепнула она, не отпуская его.
— И вы все так живете? В таком виде? — выдохнул он. В пересохшем горле скребло, но, по крайней мере, он его чувствовал!
— Все не так, как кажется! Для нас это совершенно по-другому. Не понимаю…
