Филип Фармер - Миры Филипа Фармера.Том 08. Магический лабиринт
Потом Сэм вел всех вдоль прогулочной палубы на нос, к установленной там 88-миллиметровой пушке. Она еще не опробована в деле, говорил Сэм, и запас пороха пора уже менять.
— Зато, когда мы нагоним «Рекса», подлый Иоанн взлетит на воздух.
На променаде находились еще и ракетные батареи — самонаводящиеся снаряды стреляли на полторы мили, а их боеголовки из пластиковой взрывчатки весили сорок фунтов.
— Если пушки подведут, ракеты точно разнесут его задницу.
Одна из туристок была хорошо знакома с книгами Клеменса и биографическими трудами о нем. Она тихо сказала своему спутнику:
— Никогда бы не подумала, что Марк Твен такой кровожадный.
— Сударыня, — сказал Сэм, услышавший эти слова, — я вовсе не кровожаден! Я самый мирный человек на свете! Я не выношу насилия, и при мысли о войне у меня все нутро переворачивается.
Если вы читали мои очерки о войне и о тех, кому она по вкусу, вы должны это знать.
Но эту ситуацию, как и многие другие, мне просто навязали. Чтобы выжить, приходится лгать лжецам, обманывать обманщиков и убивать убийц, пока они не убили тебя! Для меня это лишь вынужденная, хотя и оправданная, необходимость. Что бы сделали вы, если бы король Иоанн увел у вас пароход — и это после того, как вы годами разыскивали железо и прочие металлы, чтобы осуществить свою мечту! А потом годами сражались с теми, кто хотел отнять у вас вашу находку, и вас со всех сторон подстерегали убийство и измена! Как бы вы поступили, если бы Иоанн убил ваших близких друзей, вашу жену и ушел, оставив вас в дураках? Позволили бы вы, чтобы это сошло ему с рук? Думаю, что нет, если в вас есть хоть капля мужества.
— Мне отмщение, и аз воздам, сказал Господь, — заметил мужчина.
— Да. Возможно. Но если Господь существует и как-то осуществляет свою месть, как он может делать это без участия людей? Слыхали вы, чтобы злодеев поражала молния? Ну, бывает иногда. Однако молния поражает ежегодно и тысячи невинных. Нет уж, Господь вынужден использовать простых смертных в качестве своих орудий, а кто больше годится на это, чем я? Из кого еще обстоятельства выковали столь острое и пригодное для дела Господне оружие?
Сэм так расстроился, что пришлось послать десантника в большой салон за четырьмя унциями бурбона ради успокоения нервов.
Еще до того как прибыло виски, кто-то из туристов пробурчал:
— Чушь собачья!
— Выкиньте его с парохода! — крикнул Сэм. Так и сделали.
— Какой вы сердитый, — сказала его читательница.
— Да, мэм, я сердит. И есть отчего. Я был сердит на Земле, сержусь и здесь.
Десантник принес Сэму виски. Тот мигом выпил порцию и продолжал экскурсию, вновь обретя хорошее настроение.
Он повел группу по широкой лестнице в большой салон. Они остановились у входа, и послышались охи и ахи. Салон имел двести футов в длину, пятьдесят в ширину и двадцать в высоту. На потолке висели в ряд пять огромных хрустальных люстр. Салон, кроме множества окон, освещали потолочные и настенные светильники, а также торшеры из фасонно отлитой меди.
В дальнем конце была сцена — на ней, пояснил Клеменс, ставились спектакли или помещался оркестр. Имелся там и большой экран, который опускали, когда показывали кино.
— Химически обработанную пленку мы не применяем, — говорил Сэм. — У нас электронные камеры. Мы снимаем оригинальные фильмы или повторно экранизируем земную классику.
Сегодня, например, будет показываться «Мальтийский сокол»[2]. Из прежнего состава у нас нет никого, кроме Мэри Астор — ее настоящее имя Люсиль Лангеханке, и она играет секретаршу Сэма Спейда. В том фильме, как мне говорили, она играла не свою роль. Впрочем, вряд ли кто-то из вас понимает, о чем я толкую.
— Я понимаю, — сказала читательница Марка Твена. — А кто же играет ее прежнюю роль в вашем фильме?
— Американская актриса Элис Брэйди.
— А Сэма Спейда? Не могу себе представить в этой роли никого, кроме Хэмфри Богарта.
— Говард да Сильва, тоже американец. Настоящее его имя Говард Гольдблат, если я не ошибаюсь. Он очень благодарен за то, что ему дали эту роль, хотя и утверждает, что на Земле у него не было случая раскрыться полностью. Но он сожалеет, что его аудитория будет столь малочисленна.
— А режиссер кто? Уж не Джон ли Форд?
— Никогда о таком не слыхал. Наш режиссер — Александр Зингер.
— А я никогда не слыхала о нем.
— Возможно. Но он, кажется, в свое время был известен в голливудских кругах.
Несколько раздраженный этим, ненужным, по его мнению, вмешательством, Сэм стал показывать шестидесятифутовый, из полированного дуба бар по левому борту, с выстроенными в ряд бутылками и графинами. На группу произвели большое впечатление и напитки, и хрустальные бокалы. Еще больше поразили всех четыре больших рояля. Сэм сказал, что у него на борту есть по меньшей мере десять знаменитых пианистов и пятеро композиторов. Например, Селим Пальмгрен (1878–1951), финский композитор и пианист, известный тем, что основал школу финской национальной музыки. Имеется также Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525–1594), автор знаменитых мадригалов и мотетов.
— Раньше с нами плавал Амадей Моцарт, — сказал Сэм. — Он действительно великий композитор, некоторые считают — величайший из всех. Однако он оказался таким скверным человечишкой, таким ябедой, распутником и трусом, что я выкинул его с корабля.
— Моцарт? — сказала все та же женщина. — Боже мой, Моцарт! Вы просто скотина — как вы посмели так поступить с замечательным композитором, с гением, с божеством?
— Мэм, поверьте мне — он сам меня до этого довел. Если вам не нравится мое поведение, можете уйти. Десантник проводит вас на берег.
— Хреновый из вас джентльмен.
— Как сказать.
Глава 5
Группа шла вдоль прохода к носу мимо дверей кают. Последней справа была каюта Клеменса, и он показал ее туристам. Их удивленные и восторженные возгласы доставляли ему удовольствие. Наискосок, сказал он, живет его телохранитель Джо Миллер со своей подругой.
За капитанской каютой помещалась клетушка с лифтом, идущим на нижний из трех этажей рубки. Этот уровень назывался палубой «Е», или наблюдательным пунктом — там стояли мягкие стулья, кресла и небольшой бар. В окнах имелись опоры для пулеметов, стреляющих пластиковыми или деревянными пулями.
Следующий этаж мостика именовался палубой «Ж», или артиллерийской палубой, поскольку там стояли четыре двадцатимиллиметровых паровых, орудия. Снаряды к ним подавались через загрузочные шахты с котельной палубы.
Последняя палуба, «Ж», собственно рубка, была вдвое больше предпоследней.