Шейн Тортлотт - Человек с низовьев реки
Опустошенный вспышкой, он поник.
— Марция, я не гений, я человек дела. У меня нет собственных великих идей, я просто воплощаю в жизнь то, что придумали гении. Так, как делал и здесь. Я не обладаю настолько возвышенным умом, чтобы поверить в подобную чушь.
Марция прикрыла ладонью рот, кашлянула, стараясь скрыть усмешку.
— Трудно поверить… однако я столь же практична, как ты. И конечно, тоже не гений. Однако вот что интересно…
— Да?
— Когда инженеры меняют русло реки, это происходит против ее естественного течения. Она-то хочет течь по прежнему месту. Не может ли и время действовать подобным образом? Не будет ли оно искать свое былое русло, следуя тому, что находится под ним, под его собственными холмами и долинами? Не может ли оно вернуться к своему прежнему течению перед пристанью — и ты останешься в живых?
Америк внимательно смотрел на нее. Марция отвернулась.
— Прости, если я сморозила глупость.
— Нет, Марция, нет. — Он взял в свои руки обе ее ладони. — Ты интуитивно изложила основы теории возвращения в исходное состояние — всего через пять минут после знакомства с представлением о течении времени. Что ж, возможно, теперь ты заново сформулируешь парадокс Полчински[11].
— Я… что-что?
— Ох, не обращай внимания. Пустая болтовня. Просто все мои изобретения должны были предотвратить такое возвращение. Мир настолько далеко отклонился от первоначального хода истории, что все внесенные мной изменения не окажутся утраченными или забытыми. Однако этого не произошло. Быть может, мои изобретения канули в веках… или же произвели вторую ветвь времени, которая не стерла меня из первой. Не знаю почему, но я ошибся. — Голос его осекся. — И остался в западне.
— Ты хочешь сказать, что не можешь вернуться домой? — спросила Марция. — Твоя машина сломалась? И ты не можешь починить ее?
— Она не отправилась в прошлое вместе со мной. И она не несет тебя, как телега, а вышвыривает, словно катапульта. Там, дома, могли найти меня и вернуть обратно, но это уже должно было произойти. Я никогда не вернусь. И останусь здесь до самой смерти… и всего, что ждет меня перед ней.
Он дрожал, едва сдерживая себя. Марция ждала, не смея промолвить неосторожное слово. Наконец Америк прошептал:
— Сегодня утром я снова увидел ее, Марция. Софию.
Марция серьезно кивнула.
— Жаль, что твои галлюцинации возвращаются.
— О нет, не в этом дело, я на них уже насмотрелся за последние два года. Я научился их не замечать. Но я не мог вспомнить… — он обратил к Марции полные слез глаза. — Не мог вспомнить имя моей жены, пока ты не произнесла его!
Теперь, когда все — испуг, ужас и беспомощность — вырвалось на свободу, Марция обняла его, уложила головой себе на колени и принялась гладить по голове, как Марциллу после страшного сна. И начала думать.
— Теперь все пойдет быстро, — выдохнул он сквозь слезы. — Я уже давно ощущаю одеревенение мышц, замедляющее мои движения, теперь начинается тремор. Скоро мой рассудок помрачится — а может быть, я уже брежу? Откуда мне знать…
— Нет, это не так. Поверь мне.
У нее промелькнула мысль, что весь этот рассказ о путешествии во времени является огромной галлюцинацией, и Марции пришлось отогнать ее.
— Я знаю, что меня ждет. Такой исход неизбежен, как бы я ни пытался его предотвратить. — Короткий и гадкий смешок сорвался с его губ. — Хоть и далеко я зашел, но это мне ничем не помогло.
Он вновь разразился слезами. Несмотря на тихое разочарование, вызванное столь явной слабостью, Марция дала ему выплакаться. Ей было нужно время, чтобы привести в порядок собственные чувства и мысли. И только ощутив полную уверенность в себе, она проговорила:
— Квинт Юлий Америк, ты хочешь попросить меня помочь тебе умереть?
Он резким движением сел, но легким прикосновением руки она не позволила ему открыть рот.
— Вижу, что нет, и честно говоря, меня это радует. У нас остается только одно здравое решение, Америк. Нам надо пожениться.
Она вновь ошеломила его, так что лишь с третьей попытки он сумел выдавить:
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что тебе в твоей преждевременной старости потребуется человек, который будет внимательно и заботливо ходить за тобой. Кого ты еще найдешь, кроме меня? Но я слишком практичная женщина и хочу иметь собственный интерес.
Америк явно готов был удрать; быть может, только занемевшие ноги удержали его на месте.
— Тебе незачем страдать из-за меня, Марция. Когда придет время, я просто уйду — как пришел. Я не хочу чем-либо отяготить тебя.
— Вот что, Америк, — проговорила Марция, — при всем твоем уме ты так до сих пор и не понял нас, римлян. Ты прожил в моем доме более двух лет. И теперь нас связывает с тобой долг госпиция, гостеприимства; мы обязаны друг перед другом, и связь эту разорвать нелегко. А тем более когда я этого не хочу.
Она подождала, пока он переварит ее слова.
— Я буду заботиться о тебе, несмотря ни на что, но обращаюсь к этой соединяющей нас связи и к твоей порядочности, в которой не сомневаюсь. С меня достаточно того, что ты ни разу не попытался навязать себя в качестве мужа.
Он взял ее за руки.
— Конечно же. Ведь я не имел права на это. — Америк смотрел на свои собственные руки, удивляясь их поступку, но не выпускал ее ладоней. — Разве ты ожидала от меня другого?
Марция была недалека от цели. Он не сказал «нет», но его еще следовало заставить сказать «да». И она заявила прямо, зная, что Америк уважает прямоту.
— Все просто. Ты пишешь завещание, в котором оставляешь нам все: деньги, изобретения, мастерскую. Чтобы нам никогда не пришлось бояться бедности. Такова моя цена.
Америк задумался.
— Мне немного известны законы Рима. В качестве моей жены ты можешь унаследовать лишь треть моего состояния.
— Правильно. Треть достанется мне, треть Авлу, треть Марцилле. Все просто.
Он кивнул.
— Да. Но что останется тогда Аластору и Евдокии? И моим работникам?
— Вот оно что… — Она остановила себя на грани ненужной вспышки. — В прошлом ты был с ними щедр и, несомненно, еще не раз проявишь щедрость в будущем. Но на этом своем условии я вынуждена настаивать. — Теперь уже она сжимала его ладони. — Я прожила трудную жизнь, иногда мне бывало очень тяжело. И я поняла, что должна стать практичной — даже сейчас, когда так легко сдаться.
Во взгляде ее читалась откровенная просьба. На сей раз удивление осенило Америка, словно неторопливый рассвет.
— Марция моя, а я… я и не догадывался. Даже представить себе не мог.
— Ну уж, должен был хотя бы заподозрить. В Нарнии перешептываются уже два года, и я никогда не пыталась опровергать слухи.
