Александр Казанцев - «На суше и на море» - 75. Фантастика
Его новая, самая маленькая мера (лишнего отрезка) уложилась в главной ровно десять раз! Итак, как учила Прекраснейшая, он имеет в измеряемом поперечнике одну целую (шесть малых мер) и еще две лишних меры — то есть одну треть. Однако из этой трети нужно вычесть одну десятую.
Теперь ученику Хатшепсут ничего не стоило сосчитать, что наидлиннейшая прямая, заключенная в ободе колодца, имеет длину в одну и семь тридцатых (37/30) меры. Это и есть ответ. Его теперь нужно лишь выбить на мягком камне, который послужит ключом к запертой двери в мир, где властвует Божественная!
Сененмот принялся за дело. Он торопился. Торопился выйти из склепа.
Современники Сененмота, как и он сам, не знали и десятичных дробей, не умели выразить одну треть как 0,3333 в периоде и не догадались бы вычесть из этой величины одну десятую, получив поперечник обода колодца, равный 1,233 меры. Это на две тысячных меры отличало измеренную юношей величину от той, которую люди почти через четыре тысячи лет научатся вычислять с помощью математики, названной ими высшей. Но для жителей древнего царства Кемт полученный Сененмотом результат был практически точен. Более точного они и представить себе не могли. И жрецы, задумывая задачу, очевидно, и рассчитывали, что найденные дополнительные меры целое число раз уложатся в основной.
Сененмот вытолкнул камень через отверстие для света и воздуха.
Теперь оставалось ждать, чтобы жрецы выполнили то, что гласит надпись, встретили его с тростинками как нового жреца бога Ра!
А если они не выполнят этого? Если они предпочтут, чтобы он остался в каменном мешке Колодца Лотоса?
Но до его слуха донеслись глухие удары. Жрецы стали размуровывать узника, ставшего их новым собратом.
Они вынули гранитные плиты, образовали проем.
Юноша с огромными продолговатыми глазами, держа в каждой руке по тростинке, стоял в образовавшемся проеме. В его черных волосах серебрилась седая прядь.
— Приветствую тебя, новый жрец бога Pa! — встретил его Великий Ясновидец. — Ты показал себя достойным служению богу Ра и Божественной. Жрецы сейчас обреют твою голову и дадут тебе парик, но прежде взгляни на свое отражение. — И он передал Сененмоту отобранную у него же золотую рамку с зеркальной пластинкой из редкого нетускнеющего металла. И он увидел свою седину, которой заплатил за найденное решение.
Божественная будет видеть его отныне лишь в парике жреца. Она не узнает, чего стоило ему возвращение к Ней.
На следующий день, после обеда в ресторане мадам Шико археолог Детрие и его гость математик граф де Лейе отправились в Фивы.
Граф непременно хотел увидеть чудо архитектуры, гениальное творение древнего зодчего — поминальный храм великой царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахари.
Они выбрали водный путь и, стоя на палубе под тентом небольшого пароходика, слушали усердное хлопанье его колес по мутной нильской воде и любовались берегами великой реки. Графа интересовало все: и заросли камышей на берегах, и возникавшие нежданно скалы, и цапли, горделиво стоявшие на одной ноге, и волы феллахов, обрабатывавших поля. В заброшенных каменоломнях он воображал толпы рабов, трудившихся во имя величия жесточайшего из государств, как сказал о Древнем Египте Детрие.
Двести пятьдесят с лишним километров вверх по течению пароходик преодолевал целый день.
Бородатые феллахи то появлялись на палубах, то сходили на берег. Арабы, истые магометане, расстилали на нижней палубе коврики для намаза и в вечерний час возносили свои молитвы Аллаху. Важные турки в фесках делали в эти минуты лишь сосредоточенные лица, не принимая молитвенных поз.
Худенький чернявый ливанец-капитан предлагал европейцам укрыться в его каюте, рассчитывая выпить с ними вина, но они отказались, предпочитая любоваться из-под тента берегами.
Граф восхищался, когда Детрие бегло болтал с феллахами на их языке.
— А что ты думаешь, — сказал Детрие. — Когда я бьюсь над непонятными местами древних надписей, я иду к ним для консультаций. Сами того не подозревая, они помогают мне понять обороты древней речи и некоторые слова, которые остались почти неизменными в течение тысячелетий.
К сохранившемуся древнему храму Хатшепсут в Фивах французы добрались лишь на следующий день.
Как зачарованные стояли они на возвышенности, откуда открывался вид на три террасы бывших садов Амона. Садов, конечно, не было и в помине, но чистые, гармоничные линии террас, как и обещал Детрие, четко выступали на фоне отвесных Ливийских скал, отливавших огненным налетом, оттененным небесной синевой.
— Это в самом деле восхитительно, — сказал граф.
— Теперь представь себе на этих спускающихся уступами террасах благоухающие сады редчайших деревьев, их тень и аромат.
— Великолепный замысел! Кто построил этот храм? Мне кажется, его должна была вдохновлять красота Хатшепсут.
— Храм сооружен для нее гениальным зодчим своего времени Сененмотом. Он был фаворитом царицы Хатшепсут, одновременно ведая казной фараона и сокровищами храмов бога Ра.
— Он был кастеляном?
— Он был художником, ваятелем, зодчим и жрецом бога Ра.
— Жрецом Ра? Значит, ему пришлось пройти через каземат Колодца Лотоса! — воскликнул граф.
— Я не подумал об этом. Но, очевидно, это так. Строитель этого храма, по-видимому, был неплохим математиком, решив уравнение четвертой степени, доступное лишь вам, современным ученым.
— Нет, скорее всего, он не вычислял диаметр колодца, как это делал вчера я, а измерял его, как было принято в Древнем Египте. За время пути я не просто любовался берегами, я многое передумал, решил. Но не все…
— Как? — удивился Детрие. — Ты не все решил?
— Задача жрецов таит в себе неразгаданные тайны геометрии. Я успел вычислить в уме, что расстояние от поверхности воды в колодце до верхнего конца длинной тростинки равно корню квадратному из трех. А до верхнего конца короткий — ровно в три раза меньше.
— Корень квадратный из трех? А что это означает?
— Этой величине большое значение придавал Архимед. Это длина большого катета прямоугольного треугольника с углом в 60 градусов, в котором малый катет равен единице, а гипотенуза — двум. Думаю, что геометров двадцатого века заинтересует, как построить Колодец Лотоса с помощью линейки и циркуля, найти связь между 60-градусным прямоугольным треугольником и хитрой фигурой жрецов.
— И Сененмот все это решил? Как он смог?
— Шерше ля фам, как говорим мы, французы, — ищите женщину! Ведь его любила красивейшая женщина мира. Чего не сделаешь во имя любви? И этот созданный математиком храм я решусь назвать Храмом Любви.
