Уильям Тенн - Лиссабон в кубе
- Каким это образом? - поинтересовался мушкетер-недомерок.
- А таким, - отпарировал гугенот. - Приложив свою американскую творческую фантазию, свою американскую мастеровитость и свою американскую способность учесть все мелочи. Вот каким образом.
- Простите, - поспешил вмешаться Альфред Смит, опасаясь, что мушкетер-недомерок наберется духу и полезет в дальнейшую словесную перепалку. - Господа, не знает ли кто-нибудь, какие призы будут вручаться сегодня за лучший наряд, какие - на прощание, и все такое?
Наступила тишина. Затем гугенот (Колиньи? Конде? Де Роган?) наклонился и похлопал его по груди.
- Когда у тебя возникает вопрос, сынок, самое главное - найти человека, который может на него ответить. Поэтому обратись лучше к человеку у входа - он наверняка знает, что будут давать на прощанье. Скажи ему, что тебя послал Ларри, что Ларри, просил, чтобы он рассказал тебе все о сегодняшних призах. И он, сынок, удовлетворит твое любопытство. - Он снова повернулся к своему негодующему собеседнику. - Вы еще не начали говорить, а я уже наперед знаю, что за слова у вас на языке. И поэтому уже сейчас говорю, что вы неправы.
Альфред начал протискиваться подальше от разгорячившихся боссов водопровода и канализации. На его пути подошедший только что гвардеец кардинала глубокомысленно заметил палачу в черном капюшоне:
- Этот Ларри - большая шишка. Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть, как он сядет задницей в лужу.
Палач кивнул и легонько толкнул его топором в плечо.
- Когда-нибудь прозвучит анонимный звонок в Санитарную Инспекцию насчет него, и пришлют такого инспектора, которому нельзя будет сунуть в лапу. Вот и все! Как должно быть со всяким, кто покупает выброшенные в утиль трубы, хромирует их и продает своим товарищам как новые, лишние для него...
Резиновое лезвие топора затрепетало над плечом палача, как знамя на ветру.
Через несколько минут Альфред добрался до входа, раскачиваясь на складном стульчике. - Разве меня посвящают во что-нибудь важное?
Он надвинул шляпу на глаза и уставился в пустоту, размышляя.
- А почему бы вам не расспросить в баре? Все заправилы находятся сейчас там.
Заправил оказалось что-то слишком много. Кринолины, экстравагантные прически и напудренные парики настолько заполнили помещение бара, что полдесятка его завсегдатаев в потрепанных костюмах и поношенных куртках, казалось, были единственными, облаченными в настоящие маскарадные наряды наряды бедствующих, обиженных судьбой анахронизмов из будущего, каким-то образом затесавшихся в императорском Версале.
Бушке Хоровиц, высоко подняв Железную Маску, несмотря на строжайшие указы короля и кардинала, принимал членские взносы, высказывая свое мнение о перспективах использования стояков и стоячих душевых толпе, разодетой в парчу и шелка. Периодически он щедрым жестом бросал монеты бармену неуклюжему, сердитому на вид мужчине с окладистой бородой.
Продираясь сквозь толпу и едва успевая извиняться, Альфред скоро понял, что протолкнуться к нему нет никакой возможности. Поэтому он пытался выяснить что-либо в отношении призов у окружающих, но на него никто не обращал внимания. Видимо, нужно поискать кого-либо поменьше рангом.
Кто-то потянул его за рукав кардинальской мантии. Герцог посмотрел вниз и увидел весьма худую мадам Дюбарри, сидящую в пустой кабинке. Она улыбалась.
- Вздрогнем? Ты да я. Вдвоем, - пояснила женщина.
Альфред покачал головой.
- Нет, спасибо. Я... э... занят. Может быть, попозже.
Он было пошел прочь, но мадам удержала его за рукав. Хватка была совершенно недвусмысленной.
- Поглядите-ка на этого сильно занятого бизнесмена, - обиженно надула губки она. - У него нет на меня времени. Он такой занятой!
Стараясь унять растущее раздражение, Альфред пожал плечами и сел в кабинке за столик напротив нее. Все равно пока не получается ничего путного. Изящные пальчики отпустили его рукав.
Появился сердитый бармен.
- Хочу виски со льдом, - капризно заявила мадам. - Виски со льдом единственный подходящий для меня напиток.
- Два виски со льдом, - заказал Альфред.
- Я слышала, вы интересуетесь конкурсами. Я как-то раз была победительницей конкурса. Надеюсь, после этого признания я вам понравлюсь чуточку больше?
- И в каком же конкурсе вы победили? - рассеянно спросил Альфред, разглядывая ее.
Без этого нелепого костюма она, видимо, была бы довольно привлекательной, хотя и слишком костлявой. Ничего для него интересного.
- За меня голосовали как за Девушку, вместе с которой Молодые Водопроводчики Кливленда хотели бы починять трубы. Поначалу предполагалось, что титул победительницы будет звучать иначе: "Девушка, с которой Молодые Водопроводчики Кливленда согласны были бы полезть в трубу". Но какие-то злюки расшипелись, и судьи изменили титул. Это было три год назад. У меня до сих пор хранится почетная грамота. А теперь... не знаю, поможет ли мне это?
- Боюсь, что не поможет. Но в любом случае поздравляю. Не каждая может... как бы это сказать... похвастаться таким титулом.
Сердитый бармен поставил на столик два стакана в подстаканниках, промычав что-то неразборчивое, долженствующее означать, что нужно расплатиться. Сердито получив деньги, он заковылял к окруженной клиентами стойке бара.
- А какого рода конкурсы вас интересуют? Может быть я смогу вам помочь? Я знаю очень много всяких мелочей о превеликом множестве других мелочей.
- Да ничего особого, просто всякие там конкурсы и призы на них.
Альфред смотрел на заднюю стенку кабинки. На ней висела в рамке фотография Плеханова, обменивающегося рукопожатием с Керенским, позади которых тянулся на цыпочках весьма молодой сердитый на вид мужчина с окладистой бородкой, изо всех сил старающийся попасть в кадр.
Поняв, что он зря теряет время, Альфред бесцеремонно допил виски.
- Мне пора уходить.
- Так скоро? - неодобрительно проворковала мадам. - Ведь мы только-только познакомились. Вы так сильно понравились мне...
- Что вы имеете в виду? - раздраженно спросил Альфред. - Мы ведь действительно только-только познакомились.
- Но вы на самом деле нравитесь мне! Вы - сливки в моем кофе. Предел моих мечтаний. Вы что-то со мной сделали. Вы - как раз то, что заставляет вращаться весь мир. Я от вас без ума. Я пойду за вами, мой большой малыш, хоть в огонь, хоть в воду. Я совершенно обезумела, просто обезумела. Я заберусь на самую высокую гору, переплыву самую глубокую реку. Я - ваша душой и телом. Вы - красная роза, лиловая фиалка моих сновидений. Пейте меня до дна своими глазами. О, Джонни! Вы в моем сердце, я дарю его вам.
Она примолкла, чтобы перевести дух.
