Игорь Росоховатский - Утраченное звено
Он молча наблюдал за моими действиями. Проходили минуты. Почему-то застрекотал счетчик. И как раз в эту минуту Глеб сказал со смешком:
- Батя, склеротик мой родной, ты ведь забыл закрепить подводку от угломера. Даже издали видно, как шкала вибрирует...
Нет, меня не слова его ужалили, хоть шутка была грубоватой. Не тон. Фраза означала, что он уже несколько минут наблюдал за тем, как я "навожу тень на плетень". Интересно знать, какие чувства вызывала в нем моя оплошность? Удивление? Сочувствие? Насмешку?
- Давай отвертку, батя, помогу.
Я толкнул к нему отвертку. Она покатилась по шкале, но он успел подхватить ее.
- Ну вот, сейчас будет порядок в ракетных частях, - рокотал он довольно, как ни в чем не бывало. - Помнишь, ты учил меня. - Он заговорил моим голосом. Подражал он умело: мои друзья часто не различали, кто с ними говорит по телефону. - Во-первых, нельзя быть растяпой, во-вторых, нельзя быть растяпой, в-третьих...
Я резко обернулся к нему. Что-то было в моем взгляде такое, что он тотчас умолк. Но уже через минуту протянул капризно, как в школьные годы:
- Ну, и что тут такого? Тебе можно было, а мне - нет?
Не мог же я объяснить ему, что возраст берет свое, что после очередной комиссии меня хотели перевести на космодром; что я и сам понимаю: пора уходить из экипажа. И ушел бы, если бы не он...
- Спасибо, сынок, что помог, - сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Глаза молодые, сразу заметил.
Он по-своему понял меня:
- Опять "молодо-зелено"? И не думай, я вижу, что ты обиделся. А за что? Что я сказал? Просто нам нельзя работать в одном экипаже. Это я давно тебе говорил. Ты становишься не в меру раздражительным, хочешь все на мне вымещать.
Я молчал.
Он не унимался:
- Серьезно, отец. Ни к чему твоя опека, и это раздражение по поводу и без оного. Разреши мне перейти к Кравчуку.
"Рано, - думал я. - Рано".
- Извини, сынок, устал я, - против воли мой голос был заискивающим, хоть за это я готов был уничтожить себя. - Мне без тебя трудно будет. И маме так спокойнее...
Я пользовался недозволенным приемом, я унижался. Но мне надо было во что бы то ни стало еще подержать его подле себя и Бориса...
5
Человек говорит сигому:
- Жаль, что произошел сбой. Я-то думал, что ты неуязвим. Ведь с самого начала тебя создавали мощным и совершенным люди, - он выделяет слово "люди", почти выкрикивает его.
Но сигом словно и не замечает его интонации:
- Да, странно. Тем более теперь, когда я много раз переделывал свои структуры и системы... Я создал свой организм не из вещества, а из лунтры.
- Что такое "лунтра"?
- Нечто, подобное плазме. Переходное состояние между веществом и энергией. Так мне легче изменяться в зависимости от условий.
Сигом на миг умолкает. Раздается жужжание механизмов, берущих пробы грунта. Сквозь дымку пыли становится видна вершина горы.
- Ты совершенно беззащитен перед открытым космосом, - резюмирует сигом.
- И что же? - настороженно шепчет человек, уже понимая, куда клонит сигом.
- Но разве такая мощная система по переработке информации, как я, должна заниматься спасением неудачной системы? Разве это не противоречит элементарной логике?
- Противоречит, - подтверждает человек и думает, что основам элементарной логики научили сигома люди.
6
Об "Эволюторе" я когда-то читал в книге. Очень давно в Киевском институте кибернетики поставили такой опыт: в памяти вычислительной машины "создали" условные островки и поселили на них условных существ. С каждого островка можно было перебраться на два соседних - влево и вправо. Программа обуславливала; островки очень малы и прожить на каждом может лишь одно существо, ибо за одно посещение оно съест всю растущую там траву.
Пункты-законы программы очень жестки: выживут и оставят потомство только те существа, которые "познают законы природы" - условия возобновления пищи на островах и выберут наилучшие маршруты передвижения.
Итак, в памяти машины была смоделирована эволюция, испытывались разные законы, разные пути - уточнялось, какие из них рациональнее, какие ведут к вымиранию, а какие - к выживанию и совершенствованию. В частности, испытывался и один "гуманный закон" - бороться за остров можно только со взрослыми обитателями, - несовершеннолетние находятся вне конкуренции.
Жизнеспособным оказалось "сообщество существ", неизменно следовавшее этому закону... С математической точностью и ясностью установили, что он не только гуманный, но и разумный.
Такие примеры, доказывающие, что гуманность разумна, применялись потом в психоробике для программирования роботов, в том числе и самых сложных. Интегральных роботов, дальних предков сигома, учили, что помощь слабым и менее совершенным системам является разумной нормой поведения. Неужели же сигом, перестраивая себя, стер из памяти этот основополагающий закон? Ведь он подтверждался и закреплялся многочисленными примерами из жизни.
И снова вспомнилось мне, как однажды Борис вытаскивал меня обожженного, искалеченного - из кабины вездехода. Машина должна была вот-вот взорваться, и вместо одного человека погибли бы двое. Это явно противоречило элементарной логике. Но Борис тащил...
Вездеход взорвался через несколько секунд после того, как мы успели отползти в расщелину. Нам невероятно повезло.
А спустя несколько лет в ржавых песках я нес на спине раненого Бориса, и он хрипел: "Оставь, все равно мне конец".
Кровавая пелена обволакивала мое сознание. Я падал на колючий песок, подымался и тащил Бориса дальше, зная, что мне с такой ношей не дойти до лагеря, а наткнуться на патруль надежды почти не было.
Но я нес Бориса - и это не являлось благодарностью, платой за мое спасение. Я поступил бы так же, будь на месте Бориса любой другой человек; Это тоже противоречило элементарной логике, но так уже очень давно поступают все люди, а разумность нашего поведения отмеряет само существование рода человеческого...
7
"...Он ошибается. В поступках, о которых он вспоминает, есть логика. Один спас другого. Подал пример. Затем другой спасает первого. Хочешь, чтобы тебе помогли, помогай другим.
Однако, следует добавить: помогай тем, кто в силах сейчас или потом помочь тебе.
Но почему же он этого не понимает? В условиях, когда гибель придвинулась к нему вплотную, он думает не о своем спасении, а о других существах. Самые жесткие законы программы - жажда жизни, страх перед смертью - оказались не всесильны. Он перешагнул через них. Это тяжко. Когда мне надо было изменить какое-нибудь правило программы, - на расчеты и пересчеты, а особенно на волевое усилие уходила значительная часть запаса энергии.
Ему же это сделать намного тяжелее. Он рискует большим. Надо подумать над загадкой..."
