Александр Змушко - Клятва Марьям
Но не пробуйте войти в пещеру, не испробовав Вина Горечи. Мариды разорвут вас».
И в ужасе воззрились разбойники на Марьям. Тени сгустились вокруг нее, словно призраки мертвых, и песок кружился, сплетаясь в таинственные фигуры. «Еще не поздно уйти, Али, – смеется она. – Духи стерегут это место». Но только ощерился в ответ батинит. «Слаще шербета и гашиша, говоришь? – оскалился он. – Да будет так! Душе моей давно уже гореть в Джаханнаме!» И одним глотком выпил напиток. Демон бессмертия вошел в сердце его.
«Люди не смогут более причинить тебе греха, – прошептала Марьям. – И смерть ушла от тебя, ибо нет больше Аллаха в сердце твоем». Вздохнул он и разбил чашу о камни скалы. «А вы, трусы? – взревел он. – Остаетесь здесь или идете за мной?» И так страшен он был, что не посмели разбойники перечить ему. Выпили вслед за ним.
Последней же пила Марьям. И отвратил Аллах сердце от нее.
Вошли они в пещеру; и даже самый наивнейший из феллахов не дал бы за их жизнь даже медного фельса[52], если бы не было с ними дочери Шехины. И вот пришли они к изваянию ужасному, подобному рыбе и человеку, с хвостами и кольцами, как у змеи. До того омерзительно было это чудовище, что попятились разбойники, не испугавшиеся пламени ан-нара. И вспомнила Марьям книгу Зогар и прислушалась к голосам духов. И духи, увидев в ней кровь Лилит и кровь Неемы, поведали ей.
Некогда был здесь город Гасур. И Сауштатар, царь царей, возвел святилище здесь, дабы угодить жене своей, Суламифь, что родом была из Палестины. Возвел он храм для демона Намтара. Но пала Ниневия, и пески занесли Гасур. Из века в век сидит Намтар в пещере, и лишь изредка путники наведываются к нему. Он древнее Аллаха, древнее Исы[53] и веры в Ахура Мазду. И проклятия правоверных, и вера правоверных – ничто для него!
Так поведали ей мариды. А еще поведали они ей, что нашел Пещеру в своих странствиях Сулейман. И привез он джиннов из Мисра и Нубии, из Аднана[54] и Шама, и усмирил их колдовской печатью, и оставил лежать у подножия Намтару[55] на век, на два, на веки веков. И запечатан кувшин на сундуке с сокровищами прекрасной Сабы[56], и нельзя достать сокровищ, не разбив сосуд.
Двадцать демонов таится в нем. Но не убоялась Марьям. Видит Аллах, не было страха в сердце ее. Отворила она сундук из железного дерева. Разбила сосуд. И вошли джинны в сердце ее. И если бы не была Марьям дочерью Шехины, то демоны разорвали бы ее. Но запечатала она их печатью Сулеймана. Усмирила внутри себя. Ослепленные жадностью, погружали разбойники руки в драгоценности царя Израиля. Рассыпали по полу гранаты и лунные камни. А Марьям уже не было в пещере. Седлала она своего коня, летела к Гасану.
Приехала Марьям в Халеб, бросилась в зиндан – посмотреть, как там ее ненаглядный. Некогда его щеки сияли румянцем, а веки издевались над острорежущим. Давно не таков ее Гасан. Долгое сидение в зиндане истощило, измучило его. Несчастен он, болен, ноги отказываются держать его. Отчего же так любит его Марьям? Отчего так торопится к нему? Марьям, чьей красоты не тронуло время и сиянье которой заимствуют луна и солнце…
Спускается она в зиндан, обнимает своего Гасана. Плачет она, ласкает его. Гладит его щеки, поцелуями покрывает. Но неподвижен ее Гасан. Холоден с ней. Почему не отзывается ее Гасан? Отчего не отвечает на поцелуи? Может, он простудился, может, он заболел? Шепчет молитвы Марьям. Забыла она, что Аллах разгневался на нее, уготовил ей великие мучения. Ведь он – Снисходительный, Прощающий, Милосердный. Он простит ее. Но что это? Луч луны падает в зиндан. На шее у Гасана – след, словно узкий след от змеи. Темный, с опухшими краями. Падает на землю Марьям. Ноги не держат ее, земля качается, словно трясут ее Яджудж и Маджужд[57]. Семь слоев Ада в душе ее.
Удавил Гасана коварный Али. Удавил, прежде чем ехать к горе Хеврон.
Ветер гонит черные тучи. То скрывает звезды, то открывает их.
Выходит из зиндана красотка Марьям. Сверкают ее глаза.
«Как турчанки очи: творят они с сердцем раненым
Даже большее, чем отточенный и блестящий меч».
Садится она на коня, едет к Джебель-эш-Шейх. Но нет там разбойников, исчезли они. Нет их и в Халебе. Нет и в Манбидже. Словно поглотили их пески пустыни. В тот день нашли эмира Халеба с перерезанным горлом. Словно когтем его разорвало.
Исчезла Марьям. Растворилась, стала тенью в ночи. А вместо нее родилась свирепая бхайраб[58], эриния – демон мщения. Всю землю исходила она в поисках своих. От гор Каф и до гор Каф. Побывала она в стране Куш[59] и стране Фарс[60], и до Моря Мрака[61] дошла она. Была она в Хинде и Сане, и в городах Мизракан и Шимун[62] побывала. И всюду искала тех, кто убил Гасана.
Настигла их кара. Одного за другим. Возможно, люди не могли убивать тех, кто испробовал Напиток Горечи, но ведь дочерь Шехины никогда не была человеком, а уж после принятия двадцати демонов – и подавно…
А земля менялась, согласно воле Аллаха. И вот сел на поезд последний убийца Гасана, Али, в палестинском городе ар-Рамле…
Орест и Жозефина долго молчали. Тянулась пустыня, бархан за барханом. Время словно медленно пересыпало золой песок, в своих огромных часах. Песчинка за песчинкой, из века в век – и так до тех пор, пока не наступит время перевернуть часы.
Наконец Жозефина вздохнула. Детективу показалось – это было первое ее движение за целую вечность. Посмотрела на него.
– Вы позволите мне покинуть поезд?
Он неловко смял ткань цилиндра.
– Ну… Если сможете. Полиция Халеба…
Она потерла глаз кончиками пальцев. Бледно улыбнулась.
– Благодарю. Я бы не хотела предстать перед вами… такой.
Она бросила невольный взгляд на стену, отделяющую их от соседнего купе. Перед глазами Ореста предстала картина: сердце, медленно усыхающее, разлагающее и обращающееся в прах. Так вот что происходит с плотью, которая так долго не хотела стареть…
Она помолчала.
– Думаю, я готова к пламени Джаханнама. Гасан ждет меня. Но ангел Джабраил[63] не пропустит меня через Врата Рая.
Орест откашлялся.
– Знаете, в последнее время ученые говорят, что, возможно, теософы ошиблись в своем толковании Рая. Слово, которое в Коране используется для детерминации гурий, «хур», имеет много значений. Одно из них – жемчуг и девственница. И оттого мусульмане думают, что их ждут черноокие полногрудые девицы. Но у этого слова есть и более древнее значение – белизна, белый цвет… или свет[64].
Он помолчал.
– Кто знает, что ждет нас на самом деле? И есть ли на самом деле ангел Джабраил, что стережет ворота Рая, и есть ли на самом деле Рай и Ад? Быть может, настоящий ад – в нас самих.
