Эрнест Маринин - Воспрещается
Проснулся Таюн – стоит он в ручейке на шестереньках, в воде по дыхало, и орет благим матом, совсем ошалел… Вылез на берег, встряхнулся, одежку праздничную по травам развесил сушить, а сам, в бабий плащ завернувшись, присел на солнышке с кувшином в обнимку и так, в расстройстве и хмелю, прогоревал до самого вечера…
Багер тем временем сделал еще два тау-перехода и перенесся на четыреста лет вперед. Он хотел проникнуть дальше, но треск в тау-блоке сменился мерным тиканьем – прошлое кончилось, а в будущее путешествовать можно только с обычным темпом – секунда за секунду. Медленнее – пожалуйста. Но не быстрее, чем будущее превращается в настоящее…
Была поздняя, холодная осень или начало зимы. Ветер тянул по земле солому, мусор, бумажки, редкую снежную крупу, громыхал отодранным железным листом на какой-то крыше. Ян прятался от ветра за неровной, окрашенной в отвратительный бурый цвет стенкой ларька. Козырек дождевого колпака натянут на самые глаза, воротник грубого суконного пальто поднят, руки – в карманах, во рту – кривая трубочка, дымящая едким зельем…
Нешумлив голодный базар. Вещей много, пищи мало. Да и вещи – одно название. Стандартные серые дерюжные куртки, такие же штаны, плащи, платья. Все не новое, ношеное. Тусклые, без блеска, с повылезшей щетиной голодные лица. Сухой, болезненный скрип челюстей, гоняющих по пустому рту круглые морские камешки-окатыши. Изредка – сытые, лоснящиеся морды из меховых воротников. Стоят, широко расставив когтистые ноги над чемоданами и мешками с сушеными фруктами и зерном. Хлопают себя всеми четырьмя ручищами по толстым бокам, греются, м-матосас, возле бочки на колесах, прихлебывают подогретый медвяный сок.
Старинные куранты на башне пробили полдень. Распахнулось под часами окно, засиял в нем писанный яркими красками портрет Великого Впередсмотрящего. Все на базаре обернулись лицом к портрету, посдирали колпаки, платки теплые, затянули скрипучими голосами: «Сияет Солнце над миром – то Великий Впередсмотрящий ведет страну к Неслыханным Свершениям…»
Все пятнадцать куплетов пропели. Шныряли в толпе офицейские в форме и в штатском, следили, чтоб все были охвачены единым порывом, чтоб никто, упаси Солнце, не постеснялся изъявить горячую преданность Великому… Отзвучал последний куплет, сошлись створки окошка, заслонив сияющий лик до вечернего славословия. Прохлопал народ трижды кургузыми крылышками, натянул колпаки, вернулся к торговле.
Тем временем возле ларька остановились двое мальчишек-прошлогодников, забормотали на воровском жаргоне. Один заметил неподвижную фигуру в темном углу, шепнул: «Заткнись!», скосил желтый глаз.
Багер передвинул трубочку в левый уголок рта, сказал негромко:
– Не суетись, я не тихарь…
Ухмыльнулись пацаны, прищелкнули по-особому челюстями, шмыганули в толпу между прилавками. Багер из своего угла следил за маленькими фигурками. Вот одна появилась перед мордатым фруктовщиком, покланялась. Протянулась ручонка – просит… А сам нижней рукой потихоньку сгреб горсть зерна с соседнего прилавка.
Продавец завопил:
– Ворюга! Держи! Хватай!
Шкет сквозанул, бежит, ныряет под прилавки, между ногами вертится ужом… Торговец за ним гонится, сшибает ящики, корзины. От бочки с подогретым соком несется гогот – пооборачивались лоснящиеся морды с кружками в руках, рады забаве; а за спинами у них второй малец неслышно скользит, по карманам шарит. Специалисты, с подсадным работают…
Наконец донесся радостный крик:
– Попался, ворюга!
Ведет мордатый мальчонку, тащит за воротник, а шкет на ходу зерно жует – знает, что в каталажке не накормят. Подтащил торговец мальца к офицейскому, машет тремя руками, за рог хватает, себя по ляжкам хлопает, а четвертой цепко держит пацаненка. Офицейский глазами выпученными поводит, слушает. Тут еще какой-то доброхот объявился, тычет рукой в сторону ларька, объясняет, дескать, был еще и второй, вот с тем, в уголке, разговаривали.
Не успел Багер уйти – надвинулись лоснящиеся морды, стеной встали за общий шкурный свой интерес. Офицейский неспешно подошел, мордатый за ним, мальчишку не выпускает. Начал Багер объяснять – мол, попросили пацаны закурить, а он отказал, малы еще здоровье гробить, оно еще им понадобится для свершения неслыханных побед…
– Ладно, трудящийся, пошли в участок Великого Порядка, там разберемся, – процедил офицейский.
Пожал Багер плечами, пробормотал: «Слава Великому Впередсмотрящему!», засунул руки в карманы, побрел.
В участке дежурный – две медные шестилапки-вошки на стоячем воротнике, глаза хмельные, масленые – в книгу записал, из карманов у задержанных барахлишко нехитрое повычистил, сгреб в ящик, сочинением описи себя не утруждая, разбираться особенно не стал, велел нарушителей Великого Порядка в камеру отвести.
В камере холод, как на улице, только что ветра нет. Задержанных десятка два, сбились на нарах в кучку, чтоб теплей было, вполголоса баланду травят.
Пацан Багера за рукав:
– Айда, дяденька, в кучку. Погреемся!
– Погоди… Давай отойдем, я с тобой поболтать хочу.
– Ну пошли, дяденька, если разговор есть…
Устроились в углу. Багер мальца полой прикрыл, включил подогрев на малую мощность. Малыш отогрелся, засопел, дыхалом захлюпал.
– Тебя как звать?
– Блатные Тлюхой дразнят.
– Тлюха… А по-настоящему как?
– А тебе оно на кой, дяденька?
– И то верно… Тлюха так Тлюха. Скажи-ка мне, Тлюха, давно ты этим делом промышляешь?
– Считай, с начала лета. Прошлый год я поздно из кокона вылупился, уже первый снег прошел. Старики мои в деревне жили. Туговато было, все весны ждали, пока зелень первая проклюнется. А весной новое Неслыханное Свершение началось, заставили всех Солнечную руду добывать, по избам промывалки устроили. Старики болеть стали – щетина лезет, панцирь трескается, а жрать, считай, вовсе нечего. Как они померли, я в город сквозанул. Блатных нашел, первый раз в жизни досыта нажрался… Так с тех пор с ними, ремеслу малость подучился, стал с корешом на дело ходить. Теперь вот сцапали журцы…
– Какие журцы?
– Э, дяденька, да ты совсем фрайер, а я думал, ты свой. Журцы – это так офицейских зовут. Теперь нас с тобой точно в Дом Солнца упекут, на трудовое перевоплощение.
– Что ж, потрудимся, перевоплотимся, хоть крыша над головой будет и какая-никакая жратва…
– Ой, зелень! В жмуриков мы там перевоплотимся! Сквозить надо, иначе нам деревянный кокон светит. Там же рудники, через месяц хитин растрескается – и хана!
– Ну, ты уж совсем страхи нагоняешь… Может, и не отправят нас на рудники, не такое уж преступление…
– Дяденька… Личиночка неграмотная! Сейчас ведь Неслыханное Свершение! Сейчас всех на рудники… Да и то – народу в стране за пять миллиардов перевалило, жрать нечего. А с этим Неслыханным Свершением живо лишних ртов поубавится. Паханы говорят, уже шесть миллионов на рудниках полегло, а сколько по деревням от руды гниет – тех вообще никто не считал.
