Генри Каттнер - Холодная война
Дядюшка Лем снова сменил цвет. Внутри себя я давился от смеха. Я-то ведь знал, что происходит на самом деле. Ну дядюшка Лем, такое отмочить!
Дело в том, что внутри каждого из нас гуляют целые стада разных бактерий и вирусов, и все мы ими кишмя кишим. Когда Пу-младший шибанул в дядю Лема зарядом своей энергии, она стимулировала всю эту чертову прорву. Они как с цепи сорвались. Тут в дело встряли такие, знаете, крошечные твари, которых Па зовет бледными антителами. Только не думайте, что они какие-нибудь там чахлые заморыши. Что вы, они пышут здоровьем. Просто цвет у них от природы такой. Вот они всем скопом и бросились на стада бактерий и вирусов. Что тут началось!
Ведь когда вы, к примеру, подцепите какую-нибудь хворь, эти бледные ребята, все как один, хватают свое оружие — и вперед. Дерутся они как сумасшедшие. Так что во время болезни внутри вас такие битвы разыгрываются — будь здоров.
Вот такая битва и происходила сейчас внутри дядюшки Лема. Только у нас, у Хогбенов, эти бледные зверушки особенные. Посильнее и побыстрее ваших.
Они так ударили по врагу, что дядюшка Лем тут же из светло-зеленого стал пурпурно-красным, а потом еще и пошел большими желтовато-синюшными пятнами, там и сям. Видок у него, скажу я вам, был как у сверхтяжелобольного. Но вы же понимаете, что самому ему это не причиняло ни малейшего вреда. Для внутренней защиты Хогбена любой недуг — плюнуть и растереть. Но окружающих эта картина пробирала — брр — до костей.
Тощий доктор присел рядом с дядей Лемом и пощупал пульс.
— Это явно ваших рук дело, — сказал он, глядя на Эда Пу, — не знаю, как вам такое удалось, но на этот раз дело слишком серьезно, чтобы вы отвертелись. Похоже, что у бедняги бубонная чума. Теперь я сам позабочусь, чтобы на вас и на этого юного орангутанга нашли управу.
Эд Пу деланно усмехнулся. Но я-то видел, что он зол и напугался.
— Не беспокойтесь за меня, доктор Браун, — говорит, не показывая однако виду. — Когда я стану губернатором — а все, что я задумываю, сбывается, — я лично позабочусь, чтобы ваш госпиталь, коим вы так гордитесь, был снят с бюджета штата. Вот так! У вас там валяются разные бездельники, которые только и знают, что жрать за казенный счет. Хватит! Пусть выметаются ко всем чертям! Вон мы, Пу, — никогда не болеем. Когда я стану губернатором, уж я-то найду лучшее применение деньгам налогоплательщиков, которые сейчас переводятся на разных оглоедов. У меня никто не будет пролеживать кровати зря, попомните мое слово!
А тощий доктор и ухом не повел.
— Где эта скорая? — спрашивает.
— Если вы имеете в виду большую такую длинную и шумную машину, — отвечаю, — так она в трех милях отсюда, но жмет на всех парах. Только дядюшка Лем вовсе не нуждается ни в какой помощи. У него просто припадок. Это у нас семейное. Ничего страшного, уверяю вас, сэр.
— Святые Небеса! — говорит на это Док. — Вы хотите сказать, молодой человек, что у него уже было нечто подобное и он после этого выжил? — Он посмотрел на меня и вдруг заговорщически улыбнулся. — Ясно, — говорит, — значит, боимся больницы, точно? Не надо беспокоиться. Мы не причиним ему вреда.
Такого поворота событий я не ожидал. Он что-то почуял. Я как-то упустил это из виду. Больница — неподходящее место для Хогбенов. Народ там — несносно шумный. Я громко стал звать дядю Лема у себя в голове.
«Дядюшка Лем, — надрывался я мысленно, — дядюшка Лем, давай, просыпайся! Дед же тебя прибьет к амбарным воротам, если ты позволишь увезти себя в больницу. Они же там вмиг обнаружат, что у тебя два сердца и кости соединены не так, и форму твоей глотки. Дядюшка Лем, проснись!!!»
Без толку. Он даже не пошевельнулся. Вот тут-то я по-настоящему перепугался. В хорошенькую передрягу втянул меня дядюшка Лем! Теперь вся ответственность ложилась на мои плечи, а у меня не было ни малейшего представления, как же выбираться из этой заварухи. В конце концов, я же еще маленький! До пожара в Лондоне я вообще ничего не помню. Ну того пожара, при Карле II. Тогда все еще носили эти длинные волосы с завитушками. Ему-то, по крайней мере, они шли.
— Мистер Пу, — говорю, — пусть Крошка снимет заклятие. Нельзя, чтобы дядю Лема упекли в больницу.
— Малыш, продолжай-продолжай, не останавливайся, — говорит Пу-старший с этакой гаденькой улыбочкой на роже. — Эй, я бы хотел переговорить с юным Хогбеном наедине, — Доктор посмотрел на него удивленно, а тот мне: — Отойдем-ка, Хогбен, у меня есть для вас кое-что. Малыш, убавь-ка уровень.
Желто-синюшные пятна на дядюшке Леме стали зеленоватыми по краям. Док судорожно вздохнул, а Эд Ну тем временем схватил меня за руку и утянул в сторону. Когда мы оказались вне досягаемости чьих-либо ушей, он мне и говорит, этак доверительно, буравя своими глазенками.
— Я так понимаю, Хогбен, что ты усекаешь, что мне нужно. Лем никогда не говорил, что он не может. Он говорил, что не хочет. Стало быть вы можете это сделать для меня.
— Что именно, мистер Ну? — спрашиваю.
— Ты же знаешь, я хочу, чтобы в мире всегда были Пу. Не так-то просто мне было найти себе жену, да и Крошке, я знаю, будет нелегко. Женщины в наши дни совершенно утратили вкус. С тех пор как Лили Лу покинула нас, на свете не рождалось другой женщины, столь уродливой, чтобы выйти замуж за Пу, и я боюсь, что вместе с Крошкой наш род угаснет. Мне невыносимо думать об этом. С его-то талантом! Устрой так, чтобы наш род никогда не угасал — и я велю Крошке снять заклятие с Лемюэля.
— Если уж мне суждено обеспечить вашему роду бессмертие, — отвечаю я, — тогда я уж позабочусь, чтобы остальное человечество вымерло. Все лучше, чем жить бок о бок со множеством Пу.
— А что плохого во множестве Пу? — спрашивает эта образина, радостно щерясь. — Как я понимаю, у нас здоровая порода.
Он даже замахал лапищами от переизбытка чувств. А эта горилла, между прочим, была повыше меня.
— Ничего плохого не будет в том, что Землю будут населять породистые люди. Я уверен, что, дай нам время, мы, Пу, смогли бы завоевать этот говенный мир. И ты поможешь нам в этом, юный Хогбен.
— Нет, — сказал я, — нет, нет и нет. Даже знай я, как…
В конце улицы раздался жуткий рев и толпа стала разбегаться, уступая дорогу машине скорой помощи, которая остановилась на углу, возле дядюшки Лема. Из нее выскочила пара расторопных ребят, таща с собой носилки. Доктор Браун встал с колен, на его лице читалось облегчение.
— Ну, думал, что так вас и не дождусь, — сказал он. Этого человека нужно в карантин, я полагаю. Одному Богу известно, что покажут анализы. Принесите мою сумку. Мне нужен стетоскоп. Что-то странное у этого парня с сердцем.
