Борис Зотов - Происшествие на Невском
- Играет с начинающими, но может сразиться и с мастером, - пояснил Ростислав, - тут восемь классов. Для сильной игры автомат требует времени. Я обычно устанавливаю третий класс и играю блиц. Миниатюрная машина отвечает практически мгновенно. Хорошая тренировка! Не желаете?
Холмов снял крышку и показал фигурки, вставленные в отверстия шахматной доски.
- Не сейчас, - рука студента потянулась к преобразователю, - а это что такое?
- А это расщепляет молекулы воды. Надеюсь, - Ростислав вынул из пластмассового цилиндрического контейнера "боб" и повертел им перед носом Линдберга, - этого будет достаточно?
- Ах, вот оно что, - студент сел, аккуратно подтянул брюки, - но все же...
Не давая собеседнику опомниться, Холмов продолжал наседать:
- Неужели вы думаете, что для представителя цивилизации нашего уровня попасть сюда, на чердак, сложнее, чем, скажем, на Марс? Просто я не сумею вам объяснить информационную относительность времени. И вообще молчу о достижениях в области переработки информации.
- Информации? Такого слова в нашем обиходе нет, - поджал губы Линдберг, - значит, вы из...
- Очередного тысячелетия, - любезно подсказал Холмов, - временно, разумеется, временно. Меня, если быть откровенным, заинтересовали ваши опыты. И вот я здесь...
- Извините, я перебью. Неужели все-таки Марс? Аи да Синичка, он меня обошел! Синицей я зову моего приятеля студента Сикорского: он бредит воздухоплаванием. Кстати, немалого достиг.
Теперь вклинился Холмов:
- Воздухоплавание и Сикорский здесь ни при чем. Освоение космоса пошло другими путями. Реактивное движение, слыхали? Космические поезда, управляемые компьютерами?
Студент покачал головой.
- Н-да, мы действительно люди разных миров - Он с достоинством представился: - Павел Николаевич Линдберг, студент-политехник.
Холмов назвал себя, и они скрепили знакомство рукопожатием.
- Цель моего... так сказать, визита - ознакомление с этим устройством в порядке, что ли, обмена опытом; в "Ниве" я увидел фотографию, вдохновенно начал Ростислав, а студент будто про себя подтвердил: "Был у меня на днях проныра-корреспондент" и усмехнулся, - увидел фотографию и не сумел понять хотя бы принципа действия приборов...
Линдберг весело закончил за него:
- И захотели посмотреть на человека, который опередил развитие науки более, чем на столетие. Извините, но принцип своей установки я обязан держать в строгом секрете. Да-с, есть на то высшие соображения, и посвящать вас в них я не имею права. Если желаете, покажу портативный вариант в действии. Но не здесь.
Холмов кивком дал согласие.
- Только вам придется переодеться, иначе первый же полицейский сволочет такого красавца под белы руки в участок, а то и в городовую часть. Там вам покажут двадцать первый век. Вы ведь обычный человек из того же теста, что и все мы?
- Из мяса и костей. Просто совокупность атомов, составляющих мое "я", рекомбинирована для данного отрезка времени. В этом, грубо предположительно, суть информационного путешествия.
Линдберг нырнул в нишу и поманил за собой Холмова.
- Мы одного роста. Переоденьтесь в мое запасное платье. Здесь есть и рубашка и галстук, - показал он на вешалку.
Холмов снял с себя серебристый функциональный костюм с прессованными гофр-складками на коленных и локтевых сгибах, содержание карманов быстро переложил в новое одеяние. Через две минуты Линдберг осматривал его в студенческой форме, удивленно цедя:
- Оказывается, одежда сильно меняет внешность. Мы похожи друг на друга, как близнецы. Скажите по чести - у вас в роду не было случаем Линдбергов?
Холмов, к своему стыду, родословной своей дальше деда не знал и пробормотал что-то уклончиво. Линдберг тем временем совал в портфель какие-то свертки и детали установки, лежавшие на столе. После этого он решительным тоном объявил, что готов ехать, и предложил спуститься на Невский. Холмов, выйдя на проспект, отметил, что он за сто лет изменился, но не кардинально. Пока Линдберг на мостовой высматривал свободного извозчика, мимо Ростислава прошел господин в черной пиджачной паре и котелке, с черным же зонтом в руках и со странно изуродованным носом треугольным, сплющенным, с одной заросшей ноздрей. Вообще все петербуржцы, казалось, одевались исключительно в темное платье, но этот прохожий запомнился Холмову. И еще плавно прошли две очень красивые дамы, тоже в темных и длинных юбках. Они отвлекли внимание Ростислава.
Линдберг уже махал рукой из закрытой пролетки:
- Садитесь же, Холмов!
Рысачок бодро зацокал копытами, пролетка заколыхалась на мягких рессорах. Линдберг велел извозчику ехать на Петроградскую и далее по Приморскому шоссе за город. Отвалившись на пухлую кожаную обивку, Линдберг несколько минут молчал, изучая лицо Холмова.
- Я не хочу спрашивать об известном вам, очевидно, ближайшем будущем России и мира, - заговорил он неполным голосом, на что Холмов лишь молча кивнул, - это, знаете ли, отняло бы у жизни ее главную прелесть непредсказуемость. Я понимаю, как марксист, всю заданность революционного катарсиса, в очищающем пламене которого непременно должна сгинуть без следа власть мирового денежного мешка. Тут все ясно без оракулов. Девятьсот пятый год был лишь прелюдией.
Пролетка ехала по самой середине Дворцового моста; золотой змейкой плясал в неспокойной Неве шпиль Петропавловки, высота и положение этой точки позволяли обозревать все самые изысканные архитектурные ансамбли города, его всезахватывающую прелесть.
- Но просто как русский человек, - с тревогой в глазах продолжал Линдберг, - заклинаю: скажите, все это сохранилось?
- Сохранилось, хотя в трудные времена не просто это было.
- Слава богу, - облегченно выдохнул студент, - значит, Петербург стоит. И помирать-то не страшно.
- Да, только он переименован.
- Вот это напрасно, - живо возразил Линдберг, - города, как и люди, должны всю жизнь носить имена, данные при рождении. Неужели же не построены, при ваших-то великих достижениях, новые города по законам иной красоты, достойные имен вождей и героев своей эпохи?
- Да, это есть тоже.
- А позвольте еще пару вопросов. Изжиты ли голод и нищета, истерзавшие несчастный наш народ?
- Голода, повальных пандемий и эпидемий давно нет и в помине.
- Стало быть, исчезло воровство и пьянство, прекратилась проституция?
Холмов кашлянул в кулак:
- Видишь ли, Паша, не так все оказалось элементарно... Взгляни-ка лучше туда: по-моему, этот экипаж увязался за нами еще на Невском.
Линдберг посмотрел в маленькое оконце, сказал сквозь зубы:
- Сейчас проверим. Извозчик! Гони, дам полтинник на овес.
