Генри Каттнер - Когда рубится сук
— Боже мой!..
— Телепортация, как назвал это Александр. Он научился чему-то новому. Я не собираюсь больше это терпеть, Джо, в конце концов, я не тряпичная кукла. — Мира была на грани истерики.
Калдерон вошел в комнату и остановился, разглядывая ребенка. Мордашка Александра была измазана шоколадом.
— Послушай, умник, — сказал он малышу. — Оставь мать в покое, понял?
— Я ничего ей не шделал, — невнятно пробормотал чудо-ребенок. — Я прошто был проворен.
— Значит, не будь таким проворным. Где ты научился этой штуке?
— Телепортасия? Кват мне вчера показал. Сам он этого шделать не может, но я — шупермен Швободный Икш, поэтому могу. Я еще не до конса освоил ее. Если бы я попыталша телепортировать Миру Калдерон в Нью-Джерши, мог бы по ошибке уронить ее в реку Гуджон.
Калдерон пробормотал что-то далеко не лестное.
— Это выражение англошакшоншкого происхождения?
— Не имеет значения. В любом случае, ты не должен обжираться шоколадом. Ты заболеешь. Мать из-за тебя уже заболела, а меня просто тошнит.
— Иди отшуда, — сказал Александр. — Я кочу шошредоточитца на вкуше.
— Я говорю, ты заболеешь. Шоколад слишком тяжел для твоего желудка. Отдай его мне, ты уже достаточно съел.
Калдерон протянул руку за бумажной сумкой, но в этот момент Александр исчез. В кухне запищала Мира.
Тяжело вздохнув, Калдерон вернулся на кухню. Как он и ожидал, Александр был там — сидел на духовке и жадно запихивал в рот шоколадную конфету. Мира держала в руках бутылку.
— Что за дом, — сказал Калдерон. — Ребенок телепортируется по всей квартире, ты хлещешь виски на кухне, а мне грозит нервный срыв. — Он начал смеяться. — О'кей, Александр, можешь оставить конфеты себе. Я знаю, когда нужно спрямить линию обороны.
— Мира Калдерон, — произнес Александр, — я хошу вернутца в ту комнату.
— Лети, — предложил Калдерон. — Впрочем, ладно, я отнесу тебя.
— Не ты, она. Ходит в лутшем ритме.
— Ты имеешь в виду — шатается, — уточнила Мира, но послушно отставила бутылку, встала, взяла на руки Александра и вышла из кухни.
Услышав через минуту ее крик, Калдерон нисколько не удивился. Когда он присоединился к счастливой семье. Мира сидела на полу, растирая руки и кусая губы, а Александр смеялся.
— Ну что опять?
— Он ударил меня током, — тонким голосом пожаловалась Мира. — Как электрический угорь. И сделал это нарочно. Александр, прекратишь ты наконец смеяться?
— Упала, — торжествующе лепетал малыш. — Закришала и упала!
Калдерон взглянул на Миру и стиснул зубы.
— Ты сделал это нарочно? — спросил он.
— Да. Она упала, и было так шмешно!
— Ты у меня сейчас будешь выглядеть гораздо смешнее. Супермен ты или нет, но трепку ты заслужил.
— Джо! — предостерегающе воскликнула Мира.
— Подожди. Он должен научиться уважать права других.
— Я homo superior, — заявил Александр с такой миной, словно выложил решающий аргумент.
— А я хочу поговорить с homo posterior[5], - сообщил Калдерон, пытаясь схватить сына. Внезапно что-то тряхнуло его, нервную систему поразила парализующая энергия. Калдерон отлетел назад и врезался в стену головой. Александр хохотал до слез.
— Ты тоже упал, — щебетал он. — Вот здорово!
— Джо, — крикнула Мира. — С тобой все в порядке?
Калдерон кисло ответил, что надеется выйти из этого живым. Однако, добавил он, нужно, пожалуй, запастись шинами и кровью для переливания.
— На случай, если его вдруг заинтересует вивисекция, пояснил он.
Мира задумчиво посмотрела на Александра.
— Надеюсь, ты шутишь.
— Я тоже надеюсь.
— Пришел Бордент, поговорим с ним.
Калдерон открыл дверь, и вошли четверо человечков с серьезными лицами. Они не теряли времени: вынув из тайников своих бумажных одежд новые предметы, принялись за дело.
— Я телепортировал ее на двести пять метров, — сказал малыш.
— Так далеко? — спросил Кват. — Устал?
— Нисколько.
Калдерон отвел Бордента в сторону.
— Я бы хотел с тобой поговорить. Думаю, Александр заслужил трепку.
— Клянусь Фобом! — вскричал потрясенный карлик. — Он же Александр! Он супермен Свободный Икс!
— Еще нет. Пока что он ребенок.
— Суперребенок. Нет, Джозеф Калдерон. Хочу еще раз повторить, что дисциплинарные средства могут применяться только достаточно авторитетными воспитателями.
— То есть, вами?
— О, нет, — ответил Бордент. — Мы не хотим его перегружать. Даже у суперразума есть свои ограничения, особенно в период формирования. Александру есть чем заниматься, а его отношение к дружеским контактам еще какое-то время не будет нуждаться в формировании.
В разговор вступила Мира:
— Тут я с вами не согласна. Как и все дети, он настроен антиобщественно. Он может располагать сверхчеловеческими силами, но если говорить о равновесии разума и чувств, Александр еще не человек.
— Да-а, — согласился Калдерон. — Кстати, эти электрические удары…
— Он просто играет, — заверил Бордент.
— И телепортация. Представьте, что он перенесет меня на Таймс-Сквер из-под душа.
— Это просто игра. Он все-таки ребенок.
— А как быть с нами?
— Вам подобает родительское терпение, — объяснил Бордент. — Как я уже говорил, именно терпимости и обязаны своим появлением Александр и вообще новая раса. Обычный ребенок может вывести из себя, но и все. Раздражение слишком мало, чтобы исчерпать огромные запасы родительского терпения. Однако в случае Свободных Иксов дело обстоит иначе.
— Любое терпение имеет свои пределы, — сказал Калдерон. Я уже подумывал о яслях.
Бордент помотал закрытой металлическим шлемом головой.
— Он нуждается в вас.
— Но вы можете хоть немного его наказать? — вставила Мира.
— О, это не обязательно. Его разум еще не развился, поэтому он должен сосредоточиваться на более важных вопросах. Вы должны терпеть.
— Словно это уже не наш ребенок, — буркнула она. — Это не Александр.
— Он ваш, но он не простой ребенок! Это Александр!
— Послушай, вполне естественно, что мать хочет обнять своего ребенка. Но как это сделать, если она боится, что тот швырнет ее через комнату?
Калдерон задумался.
— Скажи-ка, подрастая, он обретет еще большую… суперсилу?
— Разумеется.
— Значит, он попросту опасен. Я требую, чтобы он понес наказание. В следующий раз я надену резиновые перчатки.
— Это ничего не даст, — сказал Бордент, хмуря брови. Кроме того… вам нельзя вмешиваться. Вам не удержать его в повиновении, да это и ни к чему.
